Она также рассказала как являлись ей мертвые.
В этот момент она взглянула на меня,
я покраснела,
мне даже показалось, что она слегка подмигнула мне,
а затем продолжила свои объяснения.
(Присутствие духа моей подруги было невероятным.
Она была очень спокойна,
почти безмятежна.
Я завидовала ей,
ее способности быть такой уверенной в себе по жизни.
А затем) Наступило долгое
молчание.
Постепенно
люди начали вставать,
так как, мне кажется, почувствовали необходимость немного
размять
затекшие ноги,
да и уши тоже.
Мы ведь сидели уже несколько часов подряд.
Одни требовали заявить на нее в полицию,
другие говорили, что сначала нужно забрать у нее ребенка.
Мы все очень устали
и были потрясены до глубины души.
Признаюсь, что нам хотелось разойтись,
разойтись по домам.
Сестра моей подруги в последний раз попыталась убедить ребенка уйти вместе с ней, но он плакал.
Да моя подруга и не отпускала его.
Так называемый сын моей подруги предложил присмотреть за ребенком.
Не беспокойтесь, — сказал он.
Мне кажется, это немного успокоило всех собравшихся.
Перед тем как окончательно разойтись, мы все же набрались смелости задать моей подруге последний вопрос,
чтобы решиться оставить ей ребенка на ночь,
а после увидим.
Ей нужно было хорошенько подумать.
Действительно ли она верила в то,
что убив своего ребенка,
она могла бы помешать закрытию Норсилора,
а тем более, намеревалась ли она повторить свой поступок?
Вот.
Нам было важно, что она скажет напоследок,
во всяком случае, по этим двум пунктам.
Сначала
она долго молчала.
А затем сказала:
(Не беспокойтесь,
это больше не повториться,
вы можете разойтись по домам.)
Это больше не повториться,
не беспокойтесь.
Вы можете разойтись по домам.
И ты признаешь также,
что все сказанное тобой
сегодня вечером
было глупым,
что это было неправдоподобным,
бессмысленным,
ты это признаешь?
Да.
Ты признаешь это?
Да, я признаю.
И тогда все
решили, что, наверное, пришло время
разойтись по домам.
В ту же ночью
мне приснилось, что я снова работаю,
и что предприятие открылось вновь.
Работая, я продолжала думать
о том, что сделала моя подруга,
о ее поступке,
который, к сожалению, не был сном.
Я была растеряна.
Родители моей подруги,
ведь я же сама с ними поздоровалась?
ведь я сама прикоснулась к той реальности, о которой только что говорила моя подруга?
В ту ночь мне приснилось, что я погрузилась в работу еще глубже чем прежде, лишь бы не думать, постараться не думать обо всем этом.
А затем наступил день,
когда по выражению лица нашего политика
мы поняли, что случилось что-то
непоправимое.
Он сказал,
все кончено,
друзья мои, все кончено,
все,
сожалею.
Решение о закрытии Норсилора принято
окончательно и бесповоротно.
Я увидела, как моя подруга, которая была вместе с нами, вышла,
торопливыми шагами
вышла
из бара.
Мне, конечно же, нужно было заподозрить что-то неладное, глядя не нее.
Через полчаса,
после того как мы услышали крики на улице,
дядя моей подруги вошел в свою очередь в бар,
и сказал нам просто:
она убила своего ребенка.
На этот раз
ей это удалось.
Я ведь предупреждал.
Быстро вызвали полицию.
Потрясенные,
мы тем не менее решили
самим подняться за моей подругой,
которая все еще была в своей квартире.
Нет, это было непросто.
И (даже) длилось бесконечно,
пока мы не убедили ее следовать за нами.
Сразу же по всей стране
заговорили только об одном:
о моей подруге.
Об этой женщине, которая убила своего ребенка,
потому что она говорила, что страдала от невозможности сделать что-нибудь,
что помешало бы
трагедии закрытия предприятия,
предприятия Норсилор,
закрытие которого лишило бы тысячи человек работы.
Именно это и запомнилось людям.
Все были потрясены.
Взволнованы.
Взволнованы поступком моей подруги.
Матери, убившей своего ребенка.
Но теперь люди смогли осознать
и другую трагедию,