— Да ведь у тебя сердечный приступ, Тенни! — вдруг воскликнула Герти почти радостно. — Слава Богу! Теперь полковнику едва ли удастся наказать человека, у которого сдало сердце! Скорее, в военный госпиталь! — приказала она вознице. Я почувствовал, как сильные руки Герти втолкнули меня в «такси».
— Зачем в госпиталь? — сопротивлялся я. — К черту госпиталь! Дай мне Моки…
Но, кажется, мне уже ничего не было нужно, ибо небо потемнело, опустилась душная тьма и плотно накрыла меня.
Когда спустя десять часов я пришел в себя, я узнал, что часы беспамятства не прошли даром — врачи активно меня спасали, восстанавливая нарушенный водный баланс в моем обезвоженном организме, создали для меня режим прохлады и полного покоя. Многие из лекарств, которыми меня усиленно пичкали, были мне знакомы ранее, когда я сам пытался облегчить состояния тяжелого похмелья. Но все, что происходило со мной здесь, в больнице, я лишь смутно ощущал: капельница, уколы глюкозы и витаминов. Меня часто будили, чтобы влить очередное невероятное количество воды или еще какой-то жидкости. Я помнил лишь страшные сны: Митци и Хэйзлдайн, роскошествующие в своих шикарных квартирах на верхних этажах нью-йоркских небоскребов, со смехом вспоминают одураченного ими Теннисона Тарба.
Когда я наконец совсем пришел в себя от сильных доз снотворного, мне показалось, что повторилось то мое первое пробуждение в лагере резервистов после перелета Нью-Йорк — пустыня Гоби.
Я опять увидел чье-то лицо, кто-то низко склонился надо мной — человек в форме старшего сержанта. Он предупреждающе приложил палец к губам.
— Лейтенант Тарб, вы слышите меня? Не говорите ничего, кивните только головой…
Я, как дурак, послушался, и голова тут же пошла кругом. Казалось, верхушка черепа отлетела и с силой грохнулась о кафельный пол, причинив невыносимую боль…
— Боюсь, вам и без того достаточно плохо, лейтенант, но выслушайте меня. Совершенно непредвиденно возникшая проблема…
Что ж, неожиданные проблемы перестали уже быть для меня новостью! Они преследовали меня теперь на каждом шагу. Но на этот раз, как выяснилось, это была не моя проблема. С опаской бросая взгляды на дежурную сестру в конце коридора, сержант придвинулся так близко, что его дыхание щекотало мне ухо, и прошептал.
— За Герти Мартельс водится один грешок, да, я думаю, вы сами догадались…
— Какой грешок? — воскликнул я, ничего не понимая.
— Разве вы не знаете? — Он был не только удивлен, но даже растерялся.
— Дело в том, — начал он, запинаясь, — в наших условиях, кое-кто, бывает, поддается…
Пересилив себя, я попробовал подняться и сесть.
— Сержант, — сказал я. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Извольте пояснить.
— Она связалась с аборигенами, лейтенант. Уехала, не взяв с собой походное снаряжение. А все начнется через два часа…
— Вы хотите сказать, что сегодня ночью начнется операция?
— Пожалуйста, потише, лейтенант, — испуганно поморщился он. — Да, начало в полночь, а сейчас уже десять часов.
— Сегодня? — уставился я на него. Почему я ничего не знаю, испуганно подумал я. Конечно, это военная тайна, но каждый солдат в лагере должен быть вовремя предупрежден.
Сержант понимал меня и, кажется, сочувствовал.
— Начало операции неожиданно перенесено на более ранние сроки. Идеальные погодные условия, как они считают…
Я как бы впервые увидел его, окинул взглядом его боевую экипировку, маскировочный плащ, свисавшие с шеи массивные наушники-заглушки.
— Дело в том… — хотел он пояснить дальше, но в конце коридора послышался шум, хлопнула дверь, зажегся свет. — Черт! — выругался он. — Мне надо спешить, я должен успеть вернуться. Вам надо найти ее, лейтенант. Вас ждет проводник из местных, у него комплект защитной одежды для вас и для нее. Он отвезет вас куда надо…
Шаги в коридоре приближались.
— Простите, лейтенант, — торопливо сказал сержант. — Я должен исчезнуть.
И он исчез.
Как только дежурная сестра закончила свой обход и удалилась, я быстро встал, оделся и выскользнул из палаты. Голова гудела, и я отлично понимал, что ко всем моим грехам теперь прибавится еще дезертирство из госпиталя, но не колебался ни минуты.
Я даже не задумался над тем, насколько все это было странным. Лишь потом я начал размышлять над тем, сколько раз в моей жизни, когда я попадал, казалось бы, в безвыходное положение, вдруг находился кто-то, кто готов был рисковать своей судьбой ради меня, как этот неизвестный сержант. Но следует сказать, что я тоже не забывал отвечать добром на добро, когда представлялась возможность. Я многим был обязан Герти, и теперь она вправе ожидать от меня помощи. Итак, вперед.