И тут все началось.
Поначалу это был обыкновенный фейерверк, старое доброе чудо пиротехники. С шумом и треском лопались петарды, сыпался золотой дождь, падали вниз сверкающие алмазные струи водопадов. Закрывшись защитным плащом, мы с Герти были в относительной безопасности от обрушившегося на нас многоцветья огней, красок, шума и треска. Но наш возница, уйгур, застигнутый врасплох, выронил от испуга вожжи и, запрокинув голову, со страхом и изумлением смотрел на небо, усеянное яркими огнями, прислушивался к глухому гулу и рокоту эха.
Это было начало. Фейерверк должен был разбудить поселок и заставить всех его жителей выбежать из домов.
Затем в действие вступили агитвойска.
Хлопки петард, треск шутих теперь несколько поутихли. Их заменил неприятный ввинчивающийся звон. Он возникал где-то в нижней части затылка, и от него не спасали даже наушники. Если бы время от времени он не прекращался, его губительное воздействие на слух неизбежно отразилось бы на дальнейшей боевой пригодности наших агитбатальонов. Что касается аборигенов, то о них мало кто думал. Позднее я узнал, что эта ультразвуковая обработка местного населения вызвала сползание ледников и сход снежных лавин с ближайших холмов. Одна из лавин погребла под собой целое селение.
За звуком последовали световые эффекты. Яркие лучи света слепили глаза. Не помогал ни низко надвинутый на лицо защитный капюшон спецплаща, ни крепко зажмуренные веки. Ослепленный яркими вспышками света человек, казалось, терял всякую способность двигаться, мыслить, чувствовать и соображать. И тогда перед его взором на воздушных экранах вдруг стали возникать изображения дымящихся чашек с ароматным Кофиестом, соблазнительные шоколадные батончики с начинкой, все сорта жевательной резинки в ярких упаковках. Рекламировалось все — от костюмов и спортодежды «Старзелиус» до различных полуфабрикатов и готовых блюд. До нас даже доносился дразнящий запах аппетитных яств. Это означало, что в действие вступил Девятый химбатальон. Я весь затрепетал, уловив родной аромат Моки-Кока. Когда же до меня донесся дразнящий запах хорошо поджаренного сочного шницеля, я не выдержал и предупредил Герти:
— Только не смотри!
Но это было выше ее сил. Даже защищенные спецобмундированием, прошедшие тренировку и имеющие иммунитет, мы буквально дурели от запаха и вида роскошных яств и напитков. Из рупоров, поднятых в небо на воздушных шарах, на головы аборигенов обрушивался шквал пропаганды на уйгурском, которого мы, к счастью, не знали.
Наш возница застыл на козлах и, отпустив вожжи, с упоением слушал, запрокинув голову. Когда я увидел его лицо, сердце мое растаяло от умиления. Найдя в кармане недоеденный соевый батончик, я протянул его вознице. Он рассыпался в таких благодарностях, что я, даже не зная уйгурского, понял, что отныне обрел в нем друга.
А что касается его соотечественников… Что ж, бедняги даже не успели сообразить, что с ними произошло. Но тут я сразу же одернул себя: что бы там ни было, но они наконец стали членами великого и процветающего торгового собратства людей. Там, где ничего не удалось изменить монголам, маньчжурам и гуннам, там легко одержала победу современная цивилизация. Так говорил себе я, и сердце мое торжествовало. Забыты были все злоключения последних дней.
Мы сидели в неподвижно стоящей повозке. Небо над нашими головами начало гаснуть, лишь кое-где его еще озаряли одиночные вспышки огней фейерверка. Утихли победные призывы. Над пустыней снова воцарилась тишина. Я обнял Герти за плечи.
К моему удивлению, она плакала.
…На следующий день уже к одиннадцати утра все лавки на территории нашего лагеря будут опустошены. Толпы уйгуров будут осаждать лавки, требуя «Пепси» и крекеры «Крипе». Успех операции превзойдет все ожидания, а это означает, что всех нас ждет почетное возвращение домой и демобилизация.
А меня, возможно, новый шанс начать все сначала.
Но не всему суждено сбываться.
А пока я поспешил доставить заплаканную Герти в штаб, а сам вернулся в госпиталь. Воспользовавшись тем, что врачи, медсестры и пациенты все еще ликовали по поводу успеха кампании и не торопились вернуться каждый к своим делам, я относительно незаметно, присоединяясь то к одной, то к другой группке оживленно обменивающихся впечатлениями людей, добрался до своей палаты, переоделся и быстро юркнул под одеяло. Не прошло и минуты, как я уже спал. Это был тяжелый день.