И очень рано познакомился со сферой своей будущей деятельности — научной фантастикой.
«Когда я впервые столкнулся с научной фантастикой, — вспоминает он, — президентом Соединенных Штатов был Герберт Гувер. Такой полненький, на вид вечно растерянный человечек, толком не понимавший, что же именно в окружающем мире на данный момент идет наперекосяк. Мне в ту пору было всего десять, и я тоже мало понимал в окружающем. Конечно, десятилетний парень — уже не тот несмышленыш, что в первые годы. Мне и сегодня кажется, что я уже был достаточно образован и в меру впечатлителен — словом, успел превратиться в того, кем остался на всю жизнь. Чего мне тогда не хватало, так это знаний. Что-то вокруг шло явно не так — но что именно, я понятия не имел. Это был единственный известный мне мир, сравнивать было не с чем. Помню, мы много переезжали с места на место, но только теперь я понимаю, что не тяга к перемене мест была причиной, а скорее всего отцовские финансовые фиаско. Сколько я его помнил, он всегда был азартным игроком, и, бывало, мы занимали целые апартаменты в шикарных отелях, а иногда у нас просто не было постоянного места проживания — по крайней мере, проживания семьей: отец — в одном месте, мать — в другом, а меня загодя забрасывали к кому-нибудь из родственников…
В тот год весь мир играл в большую азартную игру под названием Великий Кризис — только я не знал, что тоже участвую в ней наравне со всеми. И в тот же год — 1930-й — мне в руки как-то попал журнал „Сайнс уандер сториз куотерли“ (буквально: „Квартальный журнал научно-удивительных историй“, — Вл. Г.) с огромным зеленым чудовищем на обложке. Стоило мне открыть обложку, как в кровь тотчас проник невидимый вирус».
Он был не один такой — любознательный парнишка, выросший в эпоху Великого Кризиса и первым серьезным увлечением испытавший любовь к научной фантастике. Потом превратившуюся в любовь на всю жизнь, дело всей жизни — словом, саму жизнь… Айзек Азимов, Рэй Брэдбери, Роберт Хайнлайн, Альфред Бестер, Клиффорд Саймак, Теодор Старджон, Альфред Ван Вогт, Генри Каттнер — нужно ли продолжать?..
Причем большинство будущих писателей начинали с активного любительства. Судьба Фредерика Пола не стала исключением.
Вторую главу автобиографии он озаглавил прозрачным парафразом: «Да будет фэндом». И начал ее соответственно: «В начале был Хьюго Гернсбек и родил он „Эмейзинг сториз“…»
Сегодняшнему читателю нет необходимости объяснять в подробностях, кто таков был Отец Хьюго и начало какой богатой родословной положил его «первенец». Достаточно вспомнить название самой популярной премии в жанре, заполучить которую — неотступная мечта всякого пишущего в нем, — Хьюго!
Сегодня впечатляющая коллекция этих серебристых статуэток-ракет украшает и гостиную большого двухэтажного дома по улице Гарвард-драйв в пригороде Чикаго Палатайне, где живет Фредерик Пол. Дома, на котором вместо номера начертано просто: «Врата», и в каждой из полутора десятков комнат которого — по телевизору и телефону (просто необъяснимая причуда хозяина, никакого особенного символа)…
Начало же было скромным — по результатам, не по амбициям! Никаких премий в довоенном американском фэндоме не присуждали, как не устраивали тогда и шумных дорогостоящих конвенций. Большинство фэнов и авторов предвоенной поры жило бедно, перебиваясь случайным заработком — продавали газеты с лотков, мыли посуду в закусочных и тогда еще редкие автомашины — на бензозаправках. Однако жили интересно, бурно, по-настоящему фантастично!
«Только представьте себе компанию таких же молодых людей, как ты сам, самозабвенно, вечера напролет обсуждающих очередной роман какого-нибудь там Дока Смита. И более того, при произнесении всем в той компании знакомых диковинных слов — „машина времени“, „лучевое оружие“… — никто не думает смеяться над выступающим! Никто не считает, что научная фантастика — это мусор…» После чего Фредерик Пол прерывает ностальгическую идиллию характерным признанием: «Но вы, конечно, согласитесь — если честно, — что большинство научной фантастики — мусор и есть. Хотя моя жизнь почти целиком посвящена этой литературе, я вовсе не всю ее люблю. Точнее, люблю лишь незначительную часть того, что написано и издано под этим именем».
В те годы слово «фэн» означало прежде всего читатель (а только во вторую, третью, десятую — бизнесмен, издатель, бард, собутыльник, «профессиональный» тусовщик, — как, увы, ныне…). И молодой Пол читал фантастику запоем. «Я не могу сказать точно, сколько же я прочитал, но в свое время путем сложных подсчетов оценил это число в 5 108 слов. Иначе говоря, полмиллиарда слов — почти вдвое больше, чем их содержится во всех книгах, напечатанных в Соединенных Штатах за среднестатистический год».