— Нечего тут сторожить, — пробурчал Антон. — Завтра прилетим, переставим твою ногу и вернемся домой молодцами.
— Нога не моя, а самолетная, — почему-то обиделся Сопелов. Он считал, что Антон к нему придирается.
«А через пару дней новый полет, новый поиск, новые смерти, — подумал Ростик, — И так без конца». Как у него вырвалось про Полдневье! Интересно, это в самом деле что-то объясняет или ему только кажется?
По дороге назад Ростик уже не сидел за рычагами и по этой причине зверски замерз. Впрочем, все замерзли. Наверное, потому, что летели не очень быстро, и путь показался долгим.
Садиться Киму пришлось в темноте, впрочем, как и утром, на нужном месте горели факелы, и Антон приглядывал за высотой. Так что все получилось очень хорошо, только тряхнуло чуть сильнее, чем обычно. Как выяснилось, от этого проснулся Сопелов. Он спал всю дорогу, чем вызвал непонятное негодование Антона.
— Не нужно, — попросил его Ким, когда они шли к зданию полетной вышки, чтобы доложить о возвращении, — он правильно спал. Это в твоем распоряжении вся ночь, а ему ногу для той машины готовить.
— Дел-то на полчаса, — буркнул Антон, но больше не ругался.
На том и разошлись, каждый в свою сторону. Ростик — домой, Ким — отчитываться перед Серегиным, Сопелов — искать необходимую запчасть. Антон влетел в казарму с воплем, что Ким должен будет его завтра разбудить. Лишь бакумур остался на месте, но Ростик не сомневался, что и он хорошо знает, куда пойдет отдыхать перед завтрашним полетом.
5
Но вылететь пораньше не вышло. Ким поволок Ростика и Антона в Белый дом, перед очи начальства. И хотя на месте оказался один капитан Дондик, легче от этого не стало. Потому что настроен он был сурово.
Во-первых, размахивая бумажками, которые они вчера вытащили из кабины разбившейся лодки, он орал, что брать полетные карты, по которым любой недоумок может определить положение Боловска, — преступление перед городом. Во-вторых, он почему-то стал возмущаться, что они вообще берут какие-то карты с собой.
— Вам что, памяти маловато? Не можете запомнить, в какую сторону летите, зачем и что должны на месте сделать? Вы что — Ляпидевские, Чкаловы или лавры Расковой вам покоя не дают? Всего-то пара часов лету, все видно как на ладони…
Вот последнего Ростик и не сумел уже снести. Все происходящее становилось слишком явственным примером кабинетной истерии, когда менее чем за сутки, навоображав себе невесть что в отрыве от реального положения вещей, и Дондик, и, очевидно, Председатель прошли путь от относительно спокойного восприятия необходимости полетных карт для пилотов до откровенно унизительной для всех крикливой и бессмысленной ругани.
— А что это ты на нас кричишь, капитан? Или тебе лавры Сталина, Жданова и Хрущева покоя не дают?
— Что?
Ростик встал, посмотрел на присмиревших ребят. И вдруг даже под этой внешней покорностью отчетливо увидел пробуждающийся гнев. И понимание, что унижение, на которое их сюда привели, не такая уж неизбежная и обязательная вещь, как на далекой Земле.
— Пошли, ребята. Пусть этот… капитан прежде сообразит, что все, к кому эти карты могут попасть, уже сорок раз проверили, где находится город и кто в нем обитает. А потом поучится достойно вести себя.
— Да как ты смеешь, мальчишка?..
— Как ты, офицер, которого я уважать начал, можешь орать, как базарная торговка?!
Больше Ростик даже не оборачивался. Он вышел и так хлопнул дверью, что чуть не пришиб последовавшего за ним Антона.
По дороге на аэродром Ким вдруг развеселился:
— Нет, Рост, что хочешь говори, а с нервами у тебя не в порядке.
— Это почему же?
— Это капитан, он к Председателю без стука…
— Если Председатель не поглупел, то сумеет во всем разобраться. А если не сумеет… Тогда и другого найти можно.
— Ого! — сказал Ким.
— Так это же политика, — заметил Антон.
— Ну и что? Ну, политика? — Ростик покрутил головой. — Вы поймите, лопухи, мы им нужны больше, чем они нам. Вся эта политическая кодла, если что-то не так сделает… Я первый в набат ударю.
— Запретят они тебе летать, — вдруг погрустнел Ким, — и узнаешь, что они за кодла.
— А о набате — так они и дали тебе ударить!
— И все равно не позволю, чтобы всякий чекистский жлоб на меня орал с идиотскими претензиями… Ведь идиотские же претензии?
Они прошли сотню шагов молча. Ребята взвешивали, насколько прав был капитан, а потом, кажется, постарались понять, что имел в виду Ростик, когда говорил о том, что дварам известно о Боловске. Наконец Ким кивнул: