Покряхтев, Коромысло опустился на причудливый стул, сделанный, без сомнения, для зеленых, но вполне подходящий для человека. Чуть раньше на нем сидел Ким.
— Вы, ребята, кажется, думаете, что я уже того… совсем ослаб, — проговорил Коромысло.
— Нет, я не думаю, — признался Ростик. — Я определенно знаю, что тебе следовало бы лежать, не вставая, а не доказывать нам неизвестно что.
— Так не пойдет, — покачал головой силач. — Вы думаете, я не перенесу перелет в Боловск, и, вместо того чтобы лететь туда, валандаетесь тут, шепчетесь по углам.
— Никто не шепчется, — оскорбленно пророкотал Антон. — Я и сам…
— Вот именно, ты уже выздоравливаешь. А я… Я тоже, ясно вам?
— Не думаю, — снова проговорил Ростик. — Я полагаю, тебе еще следует поваляться в кровати, пока есть возможность, и в самом деле набраться сил.
— Коромысло, мы не улетаем не из-за тебя, — поддержал ребят Ким, стоящий у стены. — Мы не можем взлететь, потому что воздушные черви…
— Я смотрел, смотрел и ничего не увидел, — признался Коромысло.
«Так, еще и эта проблема», — почему-то с раздражением подумал Ростик.
— Мы тоже их едва видим, но они есть. Они напали на вашу лодку, скорее всего, сожрали Сопелова и теперь не дают нам подняться.
— Не врешь? — как в детстве спросил силач.
Тогда вдруг странно закудахтал Винторук, который обычно так тихо сидел за краешком стола, что все забывали о его присутствии. Свое кудахтанье он сопроводил странным жестом — поднял свою могучую волосатую руку в воздух, потом вдруг что-то сделал с ней, и она поплыла над столом, как огромное, живое, переливающееся сразу вверх и вниз, влево и вправо существо.
Подплыв почти к самому носу атлета, Винторук сделал своими пальцами жест, словно собирался лишить физиономию Коромысла этого славного украшения. В этом и была ошибка. Гигант встал, отодвинув стул, и грозно произнес:
— Все издеваетесь… У вас заговор! Вот пойду и сам посмотрю.
Он вышел на набережную. Ким и Ростик вышли за ним. Антон остался сидеть у окна, ему и так была видна почти вся площадь, вставать он поленился. Винторук, который, очевидно, и не думал шутить, еще раз попробовал что-то объяснить Коромыслу. Он искренне недоумевал, почему его доказательство, так хорошо изображенное, не подействовало.
Оказавшись под лучами отвесного солнышка, Коромысло задрал голову, словно подставлял лицо струям дождика, провел рукой, как бы умываясь, и оглянулся.
— Хорошо.
Ким торопливо кивнул, соглашаясь. Коромысло посмотрел на запад, к лесу дваров, потом в другую сторону. Ростик проследил его взгляд, как назло, ни одного червяка видно не было.
— Они лучше видны с набережной, — отозвался он. — С самой кромки воды.
Вот этого говорить не следовало. Коромысло уже и сам увидел морскую благодать и пошел в ее направлении. Он был плох, слаб и серьезно ранен. Он шел как слепой, вытянув для осторожности руку чуть в сторону и вперед. На коже его уже блестели капли пота, но он шел.
У самой воды Ким схватил его, но гиревик уже сел на камни, свесив ноги с причальной стенки. До воды от его ног осталось метра полтора. Он пощурился от наслаждения. Не составляло труда понять, что сейчас больше всего ему хотелось искупаться.
Вообще-то в этом месте они не купались, высокий каменный барьер делал трудным возвращение на пристань. А вот чуть в стороне, метрах в ста, находилась вполне благополучная каменная лестница, устроенная чуть не специально для купания в защищенной гавани. Но туда Коромыслу было не дойти.
Внезапно силач заговорил:
— Мне Серегин говорил, я могу назвать что-нибудь тем именем, которое мне понравится. Так вот, я называю этот город Одессой.
Все помолчали, переваривая сообщение.
— Почему Одессой? — спросил Ростик.
— Я там у дружка после армии гостил. Город — закачаешься. Только торговать все очень любят, но девушки…
— Хорошо, пусть будет Одесса, — согласился Ким. — Возвращаемся?
— Нет, я еще посижу, — отозвался Коромысло.
— Ладно, — решил Ростик, — может, солнечные ванны ему на пользу пойдут. А я, чтобы время не терять, в самом деле крыши домов обшарю. Вдруг что-нибудь да найду.