– Ну, мы все довольно храбрые, пока... – Старшина не договорил.
– Пока что? – не сдержался Ростик.
– Пока не увидим что-то, что нас испугает. По-настоящему, до дрожи, до слабости в кишках.
– Но ведь тут ничего не было! Следов же не осталось?!
Похоже, старшина сам о чем-то подумал, только, как и Ростик получасом раньше, не решился рассказать.
Ростик сосредоточился. Здесь, в подвале, он уже не чувствовал тот след испуга или враждебности, который заметил наверху, на чердаках с баллистами. Конечно, тут тоже было неприятно, но характер того, что прошло, был совсем другим. Каким? Ростик даже не пытался раздумывать над этим, все равно ничего бы не понял – уж очень тонко все было построено, слишком далеко от мира, к которому он привык, в котором разбирался, находились эти переживания.
– Пойдем дальше, – предложил старшина. – По следу.
Они пошли. Миновав три или четыре общих подвала, которые вполне легко, как окна ставнями, отсекались от остальных помещений глухими плитами, сделанными из пористого, облегченного камня, Ростик представил, что тут, например, во время налета саранчи можно было бы обойтись одним обходом дозора за пару-тройку часов, и этого вполне бы хватило. О том, что при таком обилии защищенного, отлично проветриваемого подземелья кому-то из жителей могло не хватить места, не было и речи. Уж к чему-чему, а к налету саранчи гошоды были готовы.
А впрочем, и подвалы были тут не очень-то нужны. Если никто не будет бунтовать и устраивать революций, наружные дома вполне могли выдержать и саранчу, и воздушных червяков, и много чего другого. А подвалы эти, разветвленные, не оставляющие без связи ни один из домов, были просто вспомогательной мерой, не больше.
Внезапно бакумур, который шел последние пару помещений впереди, указал на что-то в темноте. Квадратный перевел луч фонаря в указанную точку, и тогда они увидели шинель Антона, брошенную на пол. Рядом, залипнув от пыли, валялся автомат.
Ростик подошел, двумя пальцами перевернул его, чтобы разглядеть затвор. Автомат был в порядке и даже, кажется, еще мог стрелять.
– Он бросил его, потому что толку от него больше не видел.
– Не просто бросил, – сказал старшина, посветив вниз. – Он побежал сломя голову в темноту... Видишь, какие широкие шаги – так не всегда на стометровке бегают. А в этой тьме расшибиться – пара пустяков.
– Слушай, почему он вообще стрелял в темноте? Оно что – светилось?
– Кто? – быстро спросил Квадратный.
– То, что его преследовало.
– Вот и я об этом думаю, – признался старшина. – Так бежать, ничего не видя, так стрелять, не разбирая, в кого молотишь... – Он покачал головой. – Антон, похоже, был в панике. И странно, что он еще до этого подвала не отшвырнул оружие.
Бакумур снова топал впереди. На этот раз чуть более уверенно, чем прежде. Должно быть, брошенный автомат его тоже в чем-то убедил. “А зря, – подумал Ростик. – Антон был не тем человеком, чтобы оставаться без оружия, наверняка пистолет при нем, и обойм не на одну схватку может хватить”.
Словно в подтверждение его подозрений из темноты, и совсем близко, ударил выстрел. Потом еще один.
– Антон, мы тут! – заорал Ростик. – Мы идем!
– Тихо! – железной рукой остановил Ростика старшина. – Не суйся пока, пусть отзовется, а то на пулю налетишь по-глупому.
– Я-а... Жду!...
Странный голос, словно он стал совсем мальчишкой. Но это, без сомнения, был Антон.
– Мы идем! – прокричал Ростик, и, уже не слушая старшину, вырвал у него фонарик, и шагнул вперед. – Тошка! Антон, где ты? Это я, все в порядке.
Сзади сухо щелкнул затвор автомата старшины. Правильно, вдруг эта хренотень, которая гонялась за Антоном, еще тут.
Потом Ростик увидел... Антон был бледен, волосы всклокочены. Но главное – глаза. Таких глаз Ростик не видел до этого дня и надеялся, что никогда не увидит после. Огромные, в четверть лица, безумные, слепые, нерассуждающие, мутные, как прикрытые какой-то бакумурьей пленкой... Это были глаза сумасшедшего, доведенного до черты, за которой он уже не осознает, где находится и что делает.
Ростик вытянул вперед руки.
– Антон, все прошло, все кончено. Мы пришли. Вот сейчас...
– Ростик, – отозвался Антон, сел на корточки, спрятал лицо в руки и заплакал. Его спина, его затылок выдавали всю меру человеческой уязвимости.
– Все кончилось, мы пришли. Отправимся домой, тебя подлечат, если ты не в порядке, и все будет хорошо. Теперь ты не один, все будет хорошо.
Антон выпрямился, разжал руки, пистолет, его отменный “тетешник”, по которому еще при обороне завода половина ребят сохла самой черной завистью, упал в пыль. Ростик обнял Антона за плечи и повел наверх. Квадратный подобрал оружие, кое-какие вещички и пошел следом.
Бакумур впереди вполне решительно проложил им путь через выход ближайшего дома, и они оказались на свету, под солнышком Полдневья. Тут все было по-прежнему. Где-то шумели ребята, где-то близко плескалась вода. Ростик оглянулся.
Квадратный шел, покачивая головой, думая о чем-то, не выпуская из рук пистолет и автомат Антона, накинув на локоть его шинель. Бакумур смотрел вдруг помутневшими глазами на людей и знал обо всем происшедшем куда больше, чем мог рассказать.
Потом они почти полчаса обсуждали, что делать. Антон ничего не говорил. Он сидел как деревянный истукан, даже не поворачивая головы, когда к нему кто-то обращался. Ким сначала распереживался, потом слегка не поверил в то, что Ростик рассказывал. Впрочем, никто, кажется, не верил.
– Так, говоришь, он стрелял, а в том отсеке никого не было? – спрашивал Казаринов.
– Ничего. И до того следов не было, – спокойно отвечал Квадратный.
– Тогда все ясно, – пискляво проговорил плотник, который рубил что-то из досок, найденных в ближайших домах, кажется какую-то раму, – Перетрусил ваш приятель...
Больше он ничего произнести не успел. Ким пролетел почти по воздуху те десять метров, что их разделяли, и с силой, от которой по площади даже хлопок пошел, припечатал плотника к ближайшей стене.
– Слушай ты, Тюкальник. Это самый честный, самый храбрый парень, какого мне только доводилось видеть. И он мой друг. Поэтому, если не будешь выбирать выражения, доболтаешься до разговора со мной... Понял?!
Ростик подошел и оттащил Кима от плотника.
– Да ладно, – отозвался Тюкальник, было видно, что он слегка струхнул. – Я же должен был свое мнение высказать.
– Еще раз вот так выскажешься, и придется тебе, мил-человек, доктора искать, – спокойно произнес Ростик. – Если Кима поблизости не будет, то я постараюсь.
– Или я, – добавил Пестель, стоя перед Антоном на одном колене, пытаясь прочитать хоть что-нибудь по глазам больною друга.
– Или я, – добавил Квадратный.
И когда над площадью вроде бы повисла тишина, что-то пророкотал Винторук. Этого Тюкальник уже вынести не мог. Он подхватил свои инструменты и потащился через площадь в сторону порта.
Ким подошел к Пестелю:
– Ну, ты что-нибудь понял?
– Психический спазм. Кстати, вы заметили, в какой-то момент он не контролировал сфинктер? Его нужно искупать, кто мне поможет?
Рост, Ким и даже Квадратный подались вперед одновременно. Так что дело оказалось куда проще, чем они ожидали. Антон вел себя совершенно индифферентно, никого не замечал и позволял себя переставлять как неодушевленную вещь. Все вместе они даже не почувствовали, что делают что-то экстраординарное. Нашли местечко у берега, где было помельче, и провернули все в лучшем виде.
– Что будем делать все-таки? – спросил Ким, когда этот этап кончился. – Как его разговорить?
– Тут ты его, похоже, не разговоришь, – отозвался Пестель. – Видишь, он не реагирует даже на то, что мы с ним делаем.
– Тогда в город, в больницу? – спросил Ростик.
– Разумеется, – согласился Пестель.
– Машину гонять? – спросил Казаринов, не принимающий участия в санитарных мероприятиях, но околачивающийся поблизости.
– Ерунда, – твердо сказал Ростик. – Все равно мы должны были рабочих привезти, солдат, кое-что из оборудования...