Лежать мне быстро надоело. Я проверила сообщения в смарте, отписалась «Любимому братцу» и решила прогуляться по дому. Конечно, на полноценный обыск я не решусь, этим пусть Риан занимается, но можно хотя бы прикинуть, где и что тут находится. Вдруг наткнусь на что-нибудь интересное?
В доме было так же тихо, как и раньше. Складывалось впечатление, что кроме Вейна Хартингтона тут никто не живет. Выходящие в темный коридор по соседству с моей комнатой двери оказались заперты, в чем я убедилась, когда на пробу дернула одну из ручек. А оставшаяся на пальцах пыль сказала о том, что, во-первых, их давно не открывали, а во-вторых, здесь пренебрегают не только уборкой, но и бытовой магией.
По боковой лестнице я спустилась на первый этаж, оказавшись на развилке. Одна из дверей выходила в сад, вторая вела вглубь дома. Решив, что сад, кстати, очень запущенный, я могу осмотреть и потом, свернула налево. Нашла небольшую библиотеку, бильярдную с накрытым тканью бильярдным столом, комнату с камином.
Тихо, безлюдно, темно… Тут бы открыть окна, впуская свет и свежий воздух, стереть пыль, почистить и отполировать мебель – получился бы прекрасный дом в немного старинном стиле, просторный, уютный. А на него как будто махнули рукой, признав безнадежным. Превратили в лабиринт из мрачных коридоров и комнат. И кажется, что в нем за очередным углом подстерегает голодное чудовище, желающее тобой отобедать…
Дойдя до гостиной, где все еще сидел Хартингтон, тихо свернула в холл, чтобы не тревожить его. Столовая и кухня, где что-то аппетитно шкворчало, были мне не так интересны, поэтому я снова поднялась наверх, но уже на третий этаж. А там наткнулась на галерею.
Это был не слишком длинный коридор, явно ведущий к той самой боковой башне. Справа шел ряд узких окон, выходящих на сад, а на стене слева висели картины. Я подошла поближе, рассматривая их. Это не были шедевры мастеров Золотого века или Вольтанской школы живописи, стоящие миллионы. Не мрачные торжественные полотна вроде тех, что висят в холле. Неизвестный художник изобразил самые простые вещи: вазу с цветами, яркий розовый куст, закат на озере. Но сделал это так красиво, нежно и воздушно, что я глаз не могла оторвать. Судя по стилю, это было делом рук одного и того же человека, явно местного, потому что на одной из картин я узнала набережную Келтона. Может это нарисовал Вейн Харингтон? Или кто-то из его родных, например, жена?
Неторопливо рассматривая картины, я шла вдоль стены и в самом конце наткнулась на единственный портрет. На нем была нарисована красивая блондинка. С чуть растрепанными волосами и очень солнечной улыбкой, она держала в руке пучок кистей для рисования и лукаво щурилась.
– «Ванесса Хартингтон», – прочитала я подпись. – «Автопортрет».
Значит, все-таки жена… Та самая, чью смерть с трудом пережил Вейн Хартингтон. Жаль ее. Такая молодая и красивая… И мне почему-то кажется, что она была хорошим человеком…
– Вам нравится? – Чужой вопрос раздался над ухом, как гром среди ясного неба.
Резко развернулась и увидела незнакомого молодого мужчину. Он стоял, небрежно сунув руки в карманы брюк и рассматривал меня с каким-то странным интересом.
– Я вас напугал? – он недоуменно поднял бровь, видя, что я не тороплюсь отвечать.
– Нет-нет, – я спохватилась и затрясла головой. – Просто… увлеклась.
– Бывает.
– Красивые картины, – выдавила кривую улыбку.
– Последняя любовь и радость Вейна, – как-то цинично выдал незнакомец.
– На одной есть имя. Ванесса Хартингтон. Это супруга лена Хартингтона?
– Да. Она умерла.
– Как жаль...
Интересно, а ты кто такой? На персонал не похож. Еще один гость Кулиджа? А может жертва, как и я?
– Я Кин, – тот избавил меня от мучительных попыток угадать и все же представился. – Племянник Вейна.
– Соня, – кивнула в ответ. – Соня Милс. Гостья… доктора Кулиджа.
– Знаю, – он смотрел на меня все с тем же странным интересом. – Думаю, дальше вам идти не стоит.
Я оглянулась и увидела, что дошла до двери, явно ведущей в башню.
– Там мастерская жены Вейна, – пояснил Кин. – Он не любит, когда рядом ошиваются посторонние.
Да уж. Само радушие и дружелюбие. Но пришлось кивнуть, сделав вид, что мне очень стыдно. А потом я все же спросила:
– Вы знали ее?
– Нет, – интерес в глазах мужчины сменился равнодушием. – Я переехал к Вейну уже после ее смерти.