– Вылазка! Вылазка! – начали надрываться в крике часовые, вероятно решившие, будто у остальной массы войска мозгов в голове нет вообще. Да даже идиоту понятно, что сейчас ворота замка распахиваются настежь и из них быстрой рекой выплескиваются прячущиеся внутри воины, надеющиеся поймать своих врагов со спущенными штанами. И у них есть на это шансы. Основная масса солдат оружия, может, далеко и не отложила, но доспехи-то сняла! В железной одежде ходить круглый день может либо покойник, либо дурак. А в случае столкновения один облаченный в латы рыцарь может уничтожить до нескольких десятков противников, чью кожу прикрывает только ткань.
Любая военная операция при близком рассмотрении больше всего похожа на пожар в плавучем борделе, когда неизвестно куда бежать, что делать и что вообще происходит. И только мужество или, что скорее, безбашенность некоторых личностей, более или менее повидавших на своем веку, заставляет мечущуюся без всякой цели толпу взяться за оружие и начать наконец-то прислушиваться к дружеским словесным экзерсисам командиров, наполненным просто ангельским смирением и всепрощением. Все же лучше поздно, чем никогда, ведь бо́льшая часть воинства Аксимилиана состояла в первую очередь из ополчения, хоть уже и немного закалившегося в горниле сражения при закрытии Врат Хаоса. Во всяком случае, бежать от каких-то там рыцарей после того, как устояли перед демонами, для вчерашних крестьян и лавочников было просто немыслимо. Поэтому первые нестройные залпы начали раздаваться практически сразу, как копыта конницы прогрохотали по мостовому настилу барбакана.
Результативность их была не особенно велика, но пара или даже тройка всадников от ударов была выброшена из седел под копыта напирающих лошадей. Прерывистый лай штурмовых винтовок двух наемников и автоматов выживших охотников за нечистью, раздавшийся практически в ту же секунду, оказался в разы смертоноснее. Что было связано не только с большей меткостью стрелков, но и с мелькавшими тут и там в первых рядах несущейся конницы туманными полусферами срабатывающих амулетов. Удельного веса очереди автоматического оружия как раз хватало для того, чтобы перегрузить даже самый мощный амулет и заставить схлопнуться образованное им телекинетическое поле, первоначально предназначавшееся для отклонения стрел и арбалетных болтов. С пулями огнестрельного оружия в связи с их большей скоростью и как следствие кинетической энергией большинство фамильных, бережно передаваемых в роду магических цацек, изготовленных чаще всего до прихода Хаоса, справлялись крайне плохо. И если их сил еще хватало, чтобы отклонить арбалетный болт на пару футов, то для разогнанной зарядом бездымного пороха оболочечной пули калибра пять сорок пять его воздействие составляло не больше двух-трех сантиметров. Да и выдерживали эти амулеты до полного израсходования маны в накопителях не больше пяти попаданий. Магов, сумасшедших настолько, чтобы рваться в первых рядах самоубийственной атаки и заниматься подпиткой сформированного защитного поля, в осажденном замке не наблюдалось. То есть маги-то были, но достаточно сумасшедших личностей среди них просто не имелось.
Вообще маги, если разбираться, являясь аналогом стратегического вооружения в нашем мире, не особенно часто использовались в прямых столкновениях, занимаясь в основном более прибыльными и менее опасными делами в виде изготовления всевозможных амулетов и их заполнения. Конечно, существовало несколько магических школ именно боевой направленности, но тут, как говорится, от шальной стрелы или, что еще страшнее, от внезапно появившегося за спиной занесенного двуручного меча магия может и не сработать. Так что ввязываться непосредственно в бой, по примеру Аксимилиана, особых любителей не было.
Но вот огневая поддержка боя и всевозможные магические каверзы – для этого у магов всегда находилось время и, что самое главное, желание и мозги. Да взять только амулеты щитов, которыми были экипированы рыцари первого ряда. Откуда-то появившиеся в громадном для войск этого мира количестве, они могли бы полностью свести преимущество воинства Аксимилиана, если бы не один фактор, о существовании которого начинающему императору стало известно только через несколько дней. И то только из-за чрезмерного любопытства старого некроманта, утащившего к себе в палатку парочку самых сохранившихся, как он высказался, «железных дуболомов». Что именно он там делал с обвешанными искореженными латами трупами, история умалчивает, но вот выражение его лица, когда он, отозвав Аксимилиана в сторону, шептал ему на ухо нечто совсем уж секретное, одновременно тыча едва ли не в лицо своей иссушенной ладонью, на которой перекатывались несколько темных стерженьков, говорило само за себя.