На следующее утро они заказали завтрак в номер. Накануне Руф рассказала, что живет со старшей замужней сестрой, родители их умерли. Ничего не случится, если она проведет ночь с ним, — она уже и раньше не ночевала дома. Ну, подумаешь, поругают немного. Тони предложил ей пожить у него, если она не против; обещал купить ей всякие наряды, чтобы она могла отделаться от старого тряпья. Почему бы и нет, с готовностью согласилась она.
После полудня Тони собрался в город.
— Куда это ты навострился? — поинтересовалась она.
— Да пойду прогуляюсь.
— Возвращайся поскорее, а то я соскучусь по твоим поцелуям.
— Ага, прилечу на крыльях.
Тони поспешил на воздух — признаться, его уже подташнивало от нее. Слишком легко с ней все получилось и пресно.
Она походила на неутомимую машину. И все же дело закрутилось. Началось все с Руф. Потом танцульки. Вай и Джун. И эта ледышка Бетти. «Надо же, отказалась танцевать со мной, — недоумевал Тони. — Слишком хороша для простого парня? Вот бы надрать ей задницу. Надо бы выпить. Да, малышкой Руф я сыт по горло. Нужно сказать ей все прямым текстом, нечего миндальничать. И вообще, пора сваливать из этого городка, отправиться во Фрезно или Сакраменто, туда, где пульсирует хоть какая-то жизнь. Черт, а ведь я пробыл-то здесь чуть больше суток. Да что со мной, в самом деле? Знать бы, что там во Фриско, до чего докопались копы?» Специально Тони не искал сан-францисскую газету, но в маленьком табачном магазинчике в квартале от Главной улицы увидел то, что искал. Седовласый продавец порылся в куче газет под прилавком и достал свежие и вчерашние из Фриско.
За табачным киоском он обнаружил бильярдную и небольшой бар. Захватив с собой газеты, Тони попросил шотландское виски с водой.
— В нашем баре только вино и пиво, — объявил бармен.
— Тогда налейте мне пивка.
Сначала Тони изучил вчерашнюю газету. История получила широкое освещение, стала настоящей сенсацией. Большие черные буквы как бы кричали: «УБИТ ПОЛИЦЕЙСКИЙ». Подзаголовки выглядели так, словно их выдумал Анджело, как если бы и музыку заказывал он. В репортаже патетически сообщалось, что сержант Йоргенсен из полиции нравов с большим стажем самоотверженной и безупречной службы убит во время расследования сигнала об организованной проституции и контрабанде наркотиков. Считалось, что он получил ценные сведения о главных рэкетирах города. Делались и осторожные намеки на мафию и на общенациональный преступный Синдикат. У полиции имеются сведения о личности убийцы — местного громилы, и она надеется произвести арест в течение ближайших сорока восьми часов.
В более позднем издании пестрели заголовки о достойном сожаления состоянии дел в масштабе планеты, однако и убийству Йоргенсена уделялось немало места как на первой, так и на внутренних полосах. Публиковались и фотографии борделей, в которых Йоргенсен якобы проводил расследование. Вчера же был опубликован эффектный снимок трупа.
Тони допил свое пиво, оставил газеты на стойке и вышел из бара. «Забавно, — размышлял он, — что я не чувствую никаких угрызений совести в связи с убийством. Словно бы я тут вовсе ни при чем, как если бы просто прочитал в газете об одном из многих происшествий. Нет, два месяца вдалеке от родного города — это чертовски долго». Тони искренне пожелал копам подсуетиться и поскорее навесить преступление на кого-нибудь.
Переминаясь на солнце у входа в табачный магазинчик, Тони соображал, чем бы ему занять себя. Вербовкой путан? Он криво усмехнулся: «Я же быстро выдвинулся в нашем бизнесе и пробился почти на самый верх, а сейчас низведен практически до уличного сутенера, занимаюсь подбором будущих ночных бабочек. Дожил до должности вербовщика, спасибо».
Постояв некоторое время на тротуаре, Тони ругнулся и вернулся в магазинчик.
— Послушай, дед, — обратился он к седовласому продавцу. — Где находится «Вестбэрн»? Что-то вроде книжной лавочки.
Старик сообщил ему адрес, и Тони пустился в путь. Может, эта блондиночка Джун уже подумала о больших бабках, о которых он упомянул накануне.
Глава 12
Маленький магазинчик располагался на Главной улице. Когда Тони вошел, из-за прилавка на него с удивлением воззрилась Бетти.
По правде, Тони думал больше о ней, нежели о Джун, пока разыскивал лавочку. Все, что он помнил, — кроме ее последнего презрительного взгляда, когда они с Руф покидали танцзал, — это ее длинные черные волосы и голубые глаза. Сейчас Тони представилась возможность разглядеть ее получше, чем прошлой ночью. У нее оказался тонкий прямой нос, широкий, красиво очерченный рот, высокие выпуклые скулы, которые, быть может, подумалось Тони, и придают ей высокомерный и даже надменный вид. И не виделось в ее лице ничего чувственного, если не считать больших щедрых губ и манящего рта. Ее лицо, решил Тони, даже хорошеньким не назовешь, разве что привлекательным. На фоне гладкой и очень белой кожи ее волосы казались еще чернее, а губы — ярче. Бетти смотрела на него без тени улыбки.
Тони подошел к прилавку, ощущая совершенно непривычную ему и трудно объяснимую нервозность.
— Привет, Бетти. — Тони не нашел, с чего бы завязать разговор, поэтому спросил: — А Джун здесь?
— Да-да. Она в кабинке. Когда покупателей нет, как сейчас, мы иногда слушаем пластинки по очереди.
Тони хотелось, чтобы она перестала смотреть на него так строго и изучающе — у него даже возникло странное чувство обнаженности, как будто и впрямь стоял перед ней совершенно голым, словно ему и делать больше нечего. По ее лицу невозможно было угадать, о чем она думает.
Так они стояли лицом друг к другу по разные Стороны прилавка, потом Тони, переминаясь, как школьник, промямлил:
— Э… я забежал поприветствовать Джун. Так она в кабинке?
Бетти кивнула.
Тони, ругая себя последним дураком, прошел в дальний конец магазинчика к кабинке и услышал негромкую музыку — какую-то джазовую мелодию, в которой бесстыдно-зазывно выделялась труба. Джун и сама, можно сказать, такая же зазывно-бесстыдная. Тони заглянул через окошко в двери в кабинку.
Джун свободно раскинулась в мягком кресле, широко расставив ноги и высоко задрав платье, ее руки лежали на оголенных ляжках, а указательные пальцы отбивали ритм по упругой плоти. Голова откинута на мягкую спинку, глаза закрыты, блестящие светлые волосы вольно ниспадали на плечи; на ее лице играла удовлетворенная улыбка.
Тони постучал по стеклу.
Джун резко повернула голову и широко распахнула глаза, словно внезапно проснулась. Ее губы изобразили слово «Тони», но он ничего не услышал. Джун, откровенно обрадовавшись, поманила его пальцем. Тони вошел в тесную кабинку и притворил за собой дверь.
— Привет, Тони. Я совсем тебя не ждала.
— Я же обещал навестить тебя. Выключи эту штуку.
Джун повернула диск, и призывный грохот медных труб сменился вполне терпимыми звуками.
— Присаживайся. — Джун похлопала ладошкой по сиденью кресла рядом с собой. Места едва хватило для двоих, и они тесно прижались бедрами друг к другу. — Как же я рада, что ты пришел. Сегодня здесь так пусто.
— И сейчас пусто?
— Нет, теперь уже нет, — Джун вся светилась, — разве чуть-чуть как бы тесновато, а, Тони?
— Ничего, терпимо.
— Тони, я тебе признаюсь: представляешь, сижу я здесь и слушаю эти волнующие, зовущие мелодии, и они возбуждают меня. Мне становится жарко, будто я на костре. Ты испытывал когда-нибудь такое ощущение?
— Только не от пластинок.
— Я бы не стала с тобой секретничать, если бы вчера… Мы ведь стали друзьями, правда же?
— Конечно, Джун.
— Ох, парень, и горячая же я!
— Вчера мне, наверное, стоило захватить с собой трубу?
— Тебе она не нужна, Тони. Но я о другом. В нашем городке наберется больше десятка девчонок, с которыми мы время от времени собираемся, проигрываем такие возбуждающие пластинки и балдеем. Это достает тебя до самого нутра.