«Поехали, Яцек», - пробормотал он. «Мы едем в Чарльстон. Мы едем в Берн».
Была одна вещь, которую Яцек мог сильно чувствовать
Письмо было отправлено по почте. Красно-синий почтовый ящик смотрел на него с другой стороны стоянки на протяжении всего завтрака. Он обдумал выбор и сделал его. Он уже был в бегстве, какой вред теперь могут принести признания? И он увидит своего друга, сможет встретиться с ним лицом к лицу. Насколько лучше, если бы у Стефана было время обдумать его реакцию.
Итак, письмо вынули из кармана и бросили в коробку. Законченное действие принесло ему облегчение, подняв настроение, когда огни Винчестера погасли за его спиной. Он пощупал ногой и щелкнул по яркому свету, когда горная дорога начала извиваться перед ним. Почему его ступня весила тысячу фунтов?
Он еще раз опустил окно, вздрогнув, когда воздух столкнулся с его вспотевшим лбом. Он включил радио, переместил ручку шкалы мимо раннего отчета о ферме и остановился на загородной станции.
«Наслаждайся этим, Яцек», - сказал он. «Вы не получите Долли Партон в Москве».
Он откинулся на спинку сиденья, лишь смутно осознавая внезапное появление огней в зеркале заднего вида. Он сконцентрировался на дороге, время от времени качая головой всякий раз, когда центральная линия начинала переплетаться в его видении. Он по-настоящему почувствовал фары только тогда, когда они начали набирать скорость, что указывало на неприятности.
Яцек боролся с нарастающим чувством страха, когда его глаза прыгали с дороги на зеркало. Может ли его искать полиция? Возможно ли, что кто-то видел машину, в которой он уехал? Узнает ли полиция, какой автомобиль остановить?
Все вопросы казались излишними, так как машина позади него ожила. Вспыхнули два синих маяка, и воздух рассекла сирена. Сердце Яцека забилось у него в горле, и его нога прижалась к педали акселератора.
Нет! он подумал. Не сейчас. Не раньше, чем у меня был шанс со Стефаном. Ты не можешь меня взять. Ты не будешь!
Яцек услышал визг собственных шин, когда машина начала катиться по поворотам горной дороги. Позади него раздавались визги, пока полицейская машина сохраняла дистанцию. Он не выигрывал, но и не терялся. Яцек сильнее нажал на педаль, его голова сильно тряслась, пока дорога петляла перед ним, порез на его шее болезненно пульсировал с каждым ударом сердца.
Он направил машину по центру дороги, избегая отвесной горы, поднимающейся слева от него, и лунной тьмы обрыва справа от него. Несмотря на его усилия, его глаза все еще размывались, и была одна ужасающая минута, когда крыло встретилось с ограждением, тошнотворное завывание металла, когда Яцек врезался в глубокий поворот.
А потом облегчение. На мгновение дорога выпрямилась, длинный участок восходящей дороги уходил вверх по склону горы. Яцек нажал на педаль акселератора, внезапно осознав опасность в другой форме. Из-за поворота, обозначавшего конец участка, виднелась пара фар.
Он боролся своим зрением, медленно свернув машину на правую полосу. Но фары приближались к нему слишком быстро, и сколько бы раз он ни качал головой, одно впечатление не могло утихнуть. Подъехавшая машина целилась прямо в него.
Яцек хлопнул рукой по сигналуу, но свет не погас. Его глаза расширились от страха по мере того, как приближающаяся машина становилась все ближе, ближе и ближе. В этот момент что-то внутри Яцека смирилось со смертью.
Не было такого выбора, как остановка; для него этого просто не существовало. Было только три реальных выбора: левый и резкий удар горного склона; впереди, и разрушение столкновения; или право, и надвигающаяся тьма.
В этом не было ни драмы, ни ограждения, которое могло бы вырвать последний аккорд, ни резкого визга тормозных шин позади, ни крика.
Когда машина съехала с дорожного полотна, воцарилась жуткая тишина.
Жизнь Яцека даже не промелькнула перед его сжатыми усталыми глазами.
Был только полет.
И спуск.
А потом ночь наполнилась сокрушительным звуком удара.
Внутри машины раздался лишь кратчайший звук выдыхаемой жизни, когда рулевое колесо пробивалось сквозь грудь Яцека.
Глава пятая
АМСТЕРДАМ
Ночью в городе было почти праздничное настроение. Ник и Тори молча делились ощущениями подъема, свежим воздухом, поднимающимся из канала Принсенграхт, огнями, сияющими над узкими забитыми домами с их остроконечными крышами, далеким возвышением башни Вестеркер, отбивающим одиннадцатичасовой карильон. Они двое быстро прошли мимо пабов, мимо ансамблей аккордеона и белалыки, смешанных с разгулом, и мимо ресторанов, богатых запахами рыбы и выпечки.