Речь Корнелиса оказалась долгой, и слов в ней было, возможно, больше, чем этот молчун произнес за всю свою жизнь. Один из писцов — тот, что держал графин, — не раз успел подлить гипокраса в протянутые ему кубки, другой то и дело поднимал через окно подвешенный на веревке поднос с грудой теплых вафель… Внезапно торговец стукнул по столу ножкой своего кубка-раковины, и раздался чистый звон, будто ударили в медные тарелки.
— Перехожу к главному, дети мои, — объявил Корнелис, — знаю, что вам не терпится. К тому же и у метра Мостарта каждая минута на счету, было бы невежливо злоупотреблять его временем.
Нотариус, глаза которого в это мгновение были обращены к большим конторским песочным часам с рассчитанной на три часа и уже полной на четверть колбой, проявив вежливость, перевел взгляд на клиента.
— Я рассказал о нашей семье, о ее трудах и невзгодах. В немногих словах я напомнил историю ван Деруиков — подчас трагическую, нередко горькую, и иным давшую повод называть нас проклятыми. Глупые слухи! — воскликнул Корнелис, взмахнув рукой так, будто отгонял эти слухи. — Глупые и почти уже опровергнутые! Ибо сегодня нам дана возможность прекрасным деянием смыть прежние обиды, победить на том поле, где прежде терпели поражения, вознести имя нашего рода на такую высоту, на какую не удавалось поднять его никому. Мы с вами, сыновья мои и дочери, стоим на пороге славы!
— Отлично сказано! — выкрикнул разгоряченный вином Виллем.
Он весело поднял кубок, потянулся с кем-нибудь чокнуться, но ни Корнелис не сделал ответного жеста, ни Яспер с сестрами не решились произнести тост. Впрочем, младший из братьев не разделил и отцовского пыла.
— Откуда же взялась такая возможность? — равнодушно, как осведомляются о здоровье дальнего родственника, осведомился он, отправляя в рот очередную вафлю.
— Ее дает нам открытие американских земель!
Неожиданный ответ сопровождался выразительным жестом: рука Корнелиса указала на окно — так, будто за стеклами простирался океан, и взгляды детей невольно устремились туда, даже писари дружно повернули головы в ту сторону, правда, сейчас же и упрекнув себя за глупость.
Корнелис, ведя пальцем по поверхности земного глобуса к берегам Нового Света, изложил свой план. Поговаривали, будто голландский статхаудер[7] вербует желающих заняться сахарными плантациями в Америке.
Отобранные у португальцев прибрежные плантации порождали самые безумные надежды. Людям казалось, что девственные земли Бразилии подарят им все, чего они не смогли получить по эту сторону океана. Холостяк рассчитывал на женитьбу, бедняк — на богатство, даже калеки ждали, что в прекрасном климате, где лианы растут прямо на глазах, и у них появятся недостающие конечности. Их грезы были подобны бескрайним неразведанным джунглям, о которых одни картографы говорят, что они где-то смыкаются с Западом, другие — что резко обрываются на краю света.
Корнелису тоже хотелось туда. Чем он там займется? Он сам пока не знал, но верил, что его коммерческим дарованиям, особенно в области торговли сукном, найдется применение. Четырехкратная прибыль — самое меньшее, на что рассчитывают торговцы колониальными товарами, а он получит с каждого вложенного гульдена по семь и быстро сколотит огромное состояние. Колониям требуются способные люди? Он будет среди них! Разве у соседа не распух кошелек — да и брюхо заодно, — едва он ступил за землю Нового Света?
— Стало быть, вы уезжаете в Бразилию? — уточнил Яспер.
— Уезжаю.
— Торговать сахаром?
— Чем придется. Но сахар мне подходит, потому что государство гарантирует сохранность вложенных в него средств.
— И когда же вы отправляетесь в путь?
— Через несколько дней. Я уже заказал место на судне.
Дети хором ахнули.
— Помилуйте, батюшка, в ваши ли годы бороздить океан! — воскликнул младший.
— Отчего бы и нет, я ведь катаюсь на коньках по харлемским каналам.
— Некоторые в колониях умирают…
— …а другие здесь ломают себе шею, свалившись со ступенек паперти!
Яспер не сдавался:
— Отец, я обязан уважать вас. Но подумали ли вы о том, в каком затруднительном положении оставляете нас, решаясь на это путешествие? Матери нет в живых, сестры совсем еще юные, Виллем работает с вами, а я учусь. Что станет с вашими детьми, если вы уедете на много месяцев, а может быть, и лет?
— Хватит, Яспер! — Виллем от возмущения даже топнул ногой.
Братья смерили друг друга взглядами, можно было подумать — сейчас они подерутся, но старший, решив, видимо, пренебречь словами младшего, принялся утешать Корнелиса:
7
Статхаудер, стадхаудер (голл.