— Я во всем полагаюсь на Виллема, он хороший мальчик! — принялся оправдываться Корнелис. — И я уверен, что он занял эти деньги на хорошее дело.
— Он поделился с тобой своими планами?
— Нет. Он хочет меня удивить!
Но что бы ни говорил портной, в самом голосе его слышались сомнения. Корнелис попытался поймать в кулак пролетавшую муху — и промахнулся.
— Еще вчера я жалел о том, что, покинув Соединенные провинции, предоставил детей самим себе — теперь переменил мнение. Как знать? Может быть, мой отъезд пойдет им на пользу больше, чем мне?
— Каким образом?
— В Америке меня ждали только неоправданные расходы и огорчения из-за них. Зато Виллем без моей поддержки стал мужчиной, понимаешь? Для моих детей польза не в том, что я здесь, а в том, что меня нет там.
Лоуренс поскреб грязным ногтем край стакана.
— Твой сын задолжал десять тысяч гульденов. Не стоит ли за этим какая-нибудь история с девчонкой? Верно ведь говорят: «Карты, юбки да стаканы — вот для парня где капканы».
— Плохо ты знаешь Виллема, — вздохнул Корнелис. — Его никогда не тянуло к девушкам, я даже опасался, не предпочитает ли он парней.
— Вот как! — только и ответил управляющий.
— Да, мы с Магдой, так звали мою жену, сильно из-за этого тревожились. Понимаешь, ведь в Голландии с такими пристрастиями долго не протянуть: или сожгут, или утопят, или гарротой[42] удушат! А уж в Харлеме точно! Мы с женой очень боялись, как бы наш сын, связавшись с мужчиной, не поплатился за это жизнью, и потому с детства находили ему занятия, способные отвлечь мальчика от дурных мыслей, закалить его характер: он рано научился ездить верхом, стрелять из лука, фехтовать… А покидая родину, я оставил его на попечении ректора латинской школы Берестейна, о котором говорят, что он боевит и в делах изворотлив. Надеюсь, такой друг станет для моего Виллема примером настоящего мужчины.
Тут старый Деруик одним духом осушил стакан, тем самым заставляя предположить, что мужественное злоупотребление спиртным входило в программу воспитания.
— Ну и какие же теперь у него наклонности?
— Откуда мне знать? Но в любом случае вряд ли мой сын дорос до того, чтобы испытать на себе чары прекрасного пола… Он никогда не проявлял интереса ни к одной девушке, не говорил, что хочет жениться. А спросишь его об этом — сердится, обижается и твердит, что ему больше подходит положение холостяка, чем супруга, и что он еще успеет найти себе жену, когда у него шерсть из ушей полезет… И пока ни одна девица не пришлась ему по вкусу: эта недостаточно красива, та — недостаточно богата или знатна… На него не угодишь, он бы и от королевы стал нос воротить!
Управляющий задумчиво потирал большой палец правой руки, на котором видна была желтая бороздка от кольца — может быть, и обручального.
— А может, он на самом деле холостяком родился?
— Боже сохрани, Лоуренс, старший сын в этом мире — единственное мое утешение, только на него и надежда, и моя, и всех Деруиков! Если Виллем в самое ближайшее время не вернет уважение к нашей семье — наш род угаснет в безвестности и бесчестье!
— Тогда выпьем за его успех! — предложил управляющий факторией, всегда готовый выпить.
Стаканы, расплескивая сладкие брызги, сдвинулись. Так — до темноты — два друга и прикладывались к бутылке, которая, на их счастье, не опустела раньше, чем их перестала томить жажда. А когда они, наконец, сочли, что с них довольно, на дне бутылки оставалось еще немного влаги, и Лоуренс выплеснул ее к подножию соломенной хижины, из суеверия считая, что последний глоток допивать не надо.
— Ух, я бы ее подпалил! — оживился Корнелис. — Вот это был бы костер!
— Только и он не приманил бы к нам судно, на котором можно вернуться… — печально заметил собутыльник.
Захмелев окончательно и оттого сильно загрустив, они растянулись на полу, подложили под голову вместо подушек свернутую одежду и вскоре уснули.
Третий сезон
29 марта 1637 года
Самым трудным для жителей Харлема временем года была не зима, когда можно кататься на коньках и в раскрашенных санях, когда есть повод вымачивать солонину и обнимать девушек, а весна — особенно ее начало, март или апрель, когда прогревается воздух, от тепла ломается лед, и из каналов выползает на улицы и площади грязная мешанина, ненавистная хозяйкам. Для них наступает время генеральной уборки, а для их мужей, метлой изгнанных из дома, — время прогулок в одиночестве по полям или томной дремоты в углах трактиров. Воды в полях прибывало так много (дождевая, растаявший снег, разлившиеся реки), что казалось — сейчас Харлемское озеро[43] сольется с озером Вейк, а потом и с озером Схер и так до обширного залива Зёйдерзее, и страна в конце концов исчезнет, вернув морю отнятые у него арпаны песка и ила. Эта пугающая мысль завладела умами, и ветряные насосы[44], помогавшие осушить равнины, трудились без передышки.
42
Гаррота — испанский способ казни. Первоначально гаррота представляла собой петлю с палкой, с течением времени трансформировалась в металлический обруч, приводившийся в движение винтом с рычагом сзади. Перед казнью палач привязывал осужденного к столбу или стулу, надевал ему на голову мешок, а после казни мешок снимали, чтобы зрители могли видеть лицо жертвы.
43
Харлемское озеро росло с каждым ливнем и сильно всех этим удручало: зря пропадало 17 000 гектаров земли. С помощью ветряных мельниц удалось остановить рост озера, но осушить его смогли только два столетия спустя, для чего впервые в мире были применены паровые насосы. Работы продолжались четыре года, с 1848-го по 1852 год, насосная станция, откачивавшая воду, ныне превращена в музей, на осушенных землях уже в XX веке был построен аэропорт Схипхол.
44
Голландцы издавна умели осушать заболоченные земли с помощью траншей и дамб, но с глубокой водой справиться не удавалось. В XVI веке Ян Лигвотер придумал ветряные насосы, в которых валы мельниц соединялись с винтом Архимеда, а когда выяснилось, что одиночным насосам не поднять воды на нужную высоту, предложил построить системы параллельных каналов. Десятки мельниц должны были перекачивать воду из канала в канал, в конце концов отводя ее за дамбу, окружавшую осушаемый участок. В результате работ по осушению за последние шестьсот лет территория Нидерландов увеличилась на 10 %.