ому Бишопу, что устраивает оргии! Сьюзан перевела дух. - Ты, кажется, не закончила? - Нет! Так вот, Фрэнк, ты сказал, что был у него и теперь нам нужно ехать не пойми куда, чтобы поучаствовать в этих... - Чтобы пройти курс. - Курс. Хорошо. Назовем это безумие так - курс. Фрэнк, может, ты меня держишь за ненормальную? Нормальный человек никогда не согласится на такое. - В том числе и на то, чтобы решить проблемы? - Фрэнк, да, я согласна - у нас есть проблемы, но решать их надо как-то по-другому, понимаешь? - Прости меня. Сьюзан не смогла сразу подобрать слов в ответ на извинения Фрэнка - для нее они прозвучали неожиданно. Вид Фрэнка был жалким. - Ладно, перестань, Фрэнк. Ничего страшного. Я люблю тебя, - сказала Сьюзан и направилась к своему мужу, чтобы обнять его. - Нет, прости меня, что твой муж оказался таким...неравнодушным. - Что? - Сьюзан остановилась. - Прости. Я беспокоюсь о нашем браке, беспокоюсь о нашей семье. - Ты говоришь, что мне наплевать на все это?! - Я говорю, что я неравнодушен. - А я? - А что ты? Я решил сделать первый шаг - сходить к специалисту и посоветоваться. И кстати, я ничего не решал за нас двоих. Я рассказал тебе, чтобы решить вдвоем - поможет ли нам это. - Спасибо тебе, что ты ценишь мое мнение, Фрэнк. Мой ответ - НЕТ! *** - Посмотрите вокруг, - человек сделал паузу, - приглядитесь к тому, что нас с вами окружает, - вновь пауза. - Наши города превратились в одни сплошные рекламные щиты, - пауза. - А что нам рекламируют? Джеймс Бишоп сидел у экрана телевизора. За окном давно наступила ночь и единственное, что создавало небольшое освещение в темной комнате, так это мерцающий экран небольшого телевизора, стоящего на высокой тумбе с четырьмя выдвижными ящиками. Показывали выступление какого-то сатирика. Его голос был монотонным, но интригующим. - Как вы думаете, что это? - выступающий взял со столика, что стоял рядом с ним на сцене, баллончик, похожий на тот, какими пользовались уличные художники, наносящие граффити на стенах заброшенных зданий. В зале все молчали. - Ну, как думаете, что это? - Освежитель воздуха, - кто-то выкрикнул из зала, вызвав хохот среди остальных. - Один мой друг тоже так подумал, когда впервые увидел, - сказал сатирик. - Нет, это не освежитель воздуха. Я привез это из Японии. Человек, владелец магазина, в котором продаются такие штуки, заработал на этом целое состояние. Видели бы вы, как эти баллончики расхватывают с полок. Хотите узнать, что это? - сатирик услышал несколько «да». - Если верить надписи, то тут содержится воздух, кислород с подножья горы Фудзияма. Забавно, правда? Сатирик выставил вперед руку с баллончиком, показывая его зрителям в зале. Кто-то из операторов направил камеру прямо на него, и каждый, кто в этот поздний час был у экрана, мог рассмотреть, что было изображено на этом баллончике: заснеженная гора - Фудзияма собственной персоной. Джеймс сразу ее узнал. «Гм, и правда - освежитель воздуха». - Вот сюда вставляется специальная маска для вдыхания, она идет в комплекте. Я ее прихватил с собой. Смотрите, - сатирик вставил маску в баллончик и прижал ее ко рту. Сверху он медленно начал надавливать на баллончик, создавая внутри его давление для выхода воздуха. Сатирик сделал два вдоха. - Ну вот. Сейчас я побывал у горы Фудзияма. Подышал. И что? В зале раздался легкий смех. - Если честно - я не почувствовал никакой разницы. Может, вы подумали, что я начну рассказывать, какой я ощутил приятный запах цветущей сакуры вместе с прохладой? Вынужден вас расстроить - ничем подобным тут не пахнет. Простой кислород. Я сейчас выйду на улицу и почувствую то же самое. Вы не представляете, каких только там не было запахов в этих сраных баллончиках. А как вы думаете, какой запах самый дорогой? - Запах из борделя, - выкрикнул рябой мужчина с пивным животом, надеясь, что его сочтут остроумным в зале. Опять раздался смех. - Нет, - сказал сатирик, - но и такие там были. А еще я видел запах с улицы красных фонарей, что в Амстердаме. - Запах чьей-нибудь подмышки, - появилось другое предположение. - О, я думаю, это хорошая идея. В следующий раз, когда буду в Японии, я заскочу к этому бизнесмену и предложу ему запах своей. Зал впал в истерику. Джеймс смотрел, как показывали людей с раскрытыми ртами. Из их глоток вырывался нездоровый смех. У некоторых выступали слезы. - Нет, правда, зайду такой к нему, подниму руку, а пальцем другой буду тыкать в подмышку и с голосом самурая, вызывающего на бой другого, прокричу: «Ты! Какова цена?!» Новая волна взорвавшихся воплей. Еще сильнее. - А он как суетливый желток, подбежит ко мне, принюхается и скажет: «М-м-м-м-м-м-м-м-м-м, сто пятьдесят!» Рябого мужчину не стало видно. В эйфории он скатился с кресла, оказавшись в ногах дамочки, сидевшей с ним по соседству. - А потом я повернусь к нему спиной, спущу штаны, нагнусь и как отважный ниндзя: «А от сюда?!» Публика провалилась в агонию. Джеймс заметил, что картинка на телеэкране стала потряхиваться - на оператора тоже нашел смех. Состояние полной расслабленности еще долго не уходило. Никто ничего не говорил. Сатирик смеялся вместе со всеми, но его смех можно было назвать смехом нормального человека, в то время как зрители в зале потеряли рассудок, и вместо смеха извергался рев. Так вот, - продолжил сатирик, увидев, что зал немного успокоился, - самым дорогим воздухом оказался так называемый запах трущоб Йоханнесбурга. Ну, это уже для неизлечимых извращенцев, что нюхают обоссанное нижнее белье. Вновь усиливающийся смех, но не настолько сильный, как прежде. - Все это, конечно, очень смешно, - заметил сатирик, - если бы не было настолько грустно, - на удивление Джеймса сатирик убрал свою вечную ухмылку с лица и сделал серьезный вид. - Сама эта идея японского желтка... то есть, японского бизнесмена, выглядит просто - продажа воздуха, и одновременно - гениально. И вот это мое представление о гениальности в данном случае пугает меня больше всего. Я подумал: «А что мне помешало съездить к этой горе Фудзияма? Я ведь был в Японии! Почему я купил этот баллончик, вместо того, чтобы пойти и реально постоять возле этой горы, подышать этим воздухом?» Меня это сильно ошарашило. Этот торговец воздухом набил свои карманы деньгами благодаря своей идеи, и, так как эта идея сработала, мы готовы повесить на нее ярлык «гениально». Другими словами - она гениальна, потому что она направлена на мракобесие людей. Что такое мракобесие? Это отвержение прогресса. Какого прогресса? Неужели научного? Нет, не научного, а умственного! Уже завтра мне задницу будет подтирать робот, который еще и будет мне готовить на кухне. А потом, упаси Боже, у меня возникнуть чувства к...роботу. Его запрограммированная забота о людях околдует меня - существо с эмоциями и чувствами. А потом что? Мысли о роботе, пока засыпаю? Секс с железом, напичканным проводами? Реальный секс? Невежество и мракобесие - вот что погубит нас! Невежество в незнании самих себя, мракобесие в отвержении понимания того, что нам нужно измениться, что нам нужно навести порядок в наших головах, что нам нужно сменить регресс на прогресс в наших мозгах. Я ненавижу того человека, который сказал, что новая хорошая идея состоит из двух хорошо забытых старых. Это утверждение исключило возможность человеческого мозга думать о чем-то действительно новом, о чем-то таком, что ново не только внешне, но и внутренне, в самой ее сути! Оказывается, нам не нужно ничего действительно нового - я хочу дышать воздухом. Где мне его взять? Сколько он стоит? Приятель, все здесь. Ты уже им дышишь. За него не надо платить. Не обманывай себя! Не дай другим обогатиться за счет твоего незнания. Знай! Знай, что запах Йоханнесбургских трущоб не только в этом баллончике, но он и тут, прямо тут, где ты стоишь, и в твоей голове. Исправь это! Уничтожь старый Йоханнесбург с его жилыми массивами, построенными друг на друге домами, где в одном из них несчастная мать работает на трех работах, чтобы прокормить своих детей, а в доме, что сверху, приезжий турист из, так называемой, цивилизованной страны ласкает десятилетнего мальчика, пока его мамаша отчитывает деньги, что тот заплатил за такую возможность. Потом этот турист вернется, кто знает, может к нам, после райского отпуска снова сядет в кресло банковского клерка, каких тысячи, и вы придете к нему, чтобы выпросить одобрение на получение кредита для ремонта своего дома. А вместе с трущобами Йоханнесбурга уничтожь и трущобы Дели, Мехико, Рио-де-Жанейро, да вообще всех городов. И американских тоже. Только сначала позаботься о тех людях, которые вынуждены там жить. Дай им временный дом. Разрушь эти рухляди. Отстрой новые, красивые дома, где один не похож на другой. Где каждый дом - произведение искусства! И всели туда этих людей. Вот что действительно новое! Вот вам стремление к прогрессу не в техническом плане, а в общечеловеческом. Понимаете? Ч-Е-Л-О-В-Е-Ч-Е-С-К-О-М. Завороженные зрители в зале слушали, что рассказывал им сатирик, плавно перешедший от низких, пошлых шуток к философским размышлениям о жизни, которую он видел вокруг себя. Два качества - низость и благородство, такие не похожие друг на друга, присутствовали в сатирике, «жили» по соседству в нем, как два дома стояли на улице, а между ними простиралась дорога. Джеймс резко открыл глаза и выпрямился в кресле. Выступление сатирика по телевизору сменилось выпуском ночных новостей. Он сам не заметил, как стал дремать, но все, что сказал этот шоумен