- Послушай, - сказал я, - а ты кого-нибудь потеряла в катастрофе?
- Далась всем эта катастрофа! - неожиданно зло выкрикнула она. - Каждый в ней кого-то потерял. Кто брата, кто сестру, кто родителей, кто и тех и других. Одна Лада Белугина никого не потеряла! Вот за что ей такое счастье? А за то, что у нее никого и не было! Брат только, да и тот никакой не брат, если посмотреть правде в глаза. Мы с ним жили вместе в детдоме. Он совершенно чужой человек, но он мне родней родного брата!
Она замолчала, взглянула на меня, но я смотрел вдаль, туда, где извивалась дорога. Мы вышли за околицу, и теперь перед нами было поле, засеянное пшеницей. Дорога шла по полю и ныряла в лес.
- Ночевать придется в лесу, - сказал я. Я посмотрел на небо, которое начало хмуриться. - Хорошо, что у тебя есть плащ, - в случае чего небольшую палатку мы сможем сделать. Нам в ней не будет тесно.
Лада остановилась, топнула ногой и сверкнула глазами.
- Ты не об этом думаешь! У тебя кто-то погиб в катастрофе?
- Это не имеет никакого значения, - твердо произнес я, и она смутилась, опустила глаза. - Не задавай больше этот вопрос. Договорились?
Она взглянула на меня с интересом и неожиданно выпалила:
- Я хочу, чтобы ты был моим мужем!
Я остановился, принялся ошарашено разглядывать ее.
- Что смотришь? Все мужчины, которых я встречала, были какие-то размазни. Они только казались мужчинами. Даже если у них были необъятные плечи и раздутая мускулатура, они пасовали передо мной. А один вздумал меня побить. О, он теперь очень жалеет об этом! - Лада сжала кулаки и погрозила кому-то. Потом совершенно покорным голосом спросила: - Ты ведь не станешь меня бить?
- Вот еще! - улыбнулся я, но улыбка замерла на губах, потому что у Лады был совершенно убитый вид.
Она шмыгнула носом и вдруг разревелась. Потрясенный, я обхватил ее, прижал к себе. Она забормотала что-то неразборчивое, что-то насчет парня, которого она любила, но который был неспособен защитить ее, отчего она и ушла из Сибирска...
- Я слабая, как и любая баба, - прошептала она, всхлипывая. - Я только делаю вид, что сильная. Я ведь и коммунизмом заразилась для того, чтобы казаться сильной. Мне показалось, что коммунисты несгибаемые, что-то вроде Ваньки-встаньки, их бьют, бьют, а они все не падают...
Она снова заревела, сотрясаясь всем телом. Я взял ее на руки и понес.
- Что ты? - удивленно сказала она, размазывая слезы по лицу.
- Буду нести тебя, пока ты не перестанешь плакать.
- Я уже перестала, перестала! Опусти меня. Устанешь почем зря, а нам еще идти да идти.
Я поставил ее на ноги и поцеловал.
Некоторое время мы шли молча. Потом я спросил:
- Лада, скажи, неужто можно исповедовать коммунизм только для того, чтобы казаться сильной?
Она хмыкнула, искоса взглянула на меня.
- Ты так сказал - "исповедовать", словно коммунизм - это какая-то религия.
- А разве не так? Когда-то коммунисты говорили, что первым из них был Иисус Христос. Равенство, братство, и тому подобное.
- Я не верю в равенство и братство, - сказала Лада, глядя вдаль. - Я вообще ни во что не верю. Но тебя же я вытащила от этой толстой кулачки!
- Ну, какая же она кулачка? Жила себе одна, мужа потеряла в катастрофе, детей не было, работала как папа Карло...
- Папа Карло не работал, - Лада усмехнулась, иронично посмотрела на меня. - Папа Карло был нищий шарманщик. Босяк.
- Пусть так. Она приютила нас...
- Заставила пахать...
Я остановился, порылся у себя в мешке и вытащил табличку "Работаю за еду и ночлег" Лада посмотрела, ничего не сказала. Я спрятал картонку, мы пошли дальше.
- А ты как добывала себе пропитание? - спросил я через минуту.
- Никак, - она пожала плечами. - Грибы да ягоды. Работать за еду я не собираюсь.
- То-то ты в голодный обморок хлопнулась.
- Ну что же, хлопнулась, - согласилась она. - Бывает. Но вкалывать на дядю... или, тем более, на тетю, я не буду. А до катастрофы я была еще маленькая. Вот так-то.
- Как же ты жить собиралась?
Она остановилась, взглянула исподлобья, и нехотя выдавила:
- Революцию устрою.
- Так, - протянул я. - Значит, болтовня насчет взятия власти - это серьезно?
- А ты думал!
Я сошел с дороги в высокую пшеницу, сел.
- Ты что? - Лада смотрела большими глазами.
- Ты иди, иди, - сказал я, кивком указывая на восток. - А я здесь останусь. Не по пути нам с тобой. Я власть брать не собираюсь, и содействовать этому - тоже.
Она очень долго смотрела на меня. Я не выдержал взгляда, отвернулся. А когда повернулся снова, ее уже не было. Я встал, оглядел окрестности. Лада шла по дороге, ссутулившись, и не оборачивалась.
- Ну-ну, - сказал я. - Ступай, ступай. И не вспоминай обо мне.
Меня вдруг охватила дикая злость. Почему все всегда происходит не так, как я хочу? Почему я всегда должен ломать себя через колено, прогибаться, наперекор своим желаниям? Почему?
- Потому, - послышался голос Бориса, - что ты до сих пор не понимаешь своих желаний.
Борис сел рядом, обхватил колени руками.
- Ты принимаешь мимолетные желания за истинные. Тебе хочется, чтобы Лада выбросила из головы свои идеи, но ты не догадываешься о том, что можно сделать так, чтобы этих идей у нее никогда не было.
- Как?
- Добрый человек, я тебе уже все сказал. Ты все знаешь, но не хочешь мне верить. Я подожду. Я терпеливый.
Я закрыл глаза и сидел так несколько минут. Бориса уже не было рядом. Пшеничное поле стало смазываться в глазах, тускнеть, сквозь стебли начали проглядывать стены комнаты, мебель, небо побелело и превратилось в потолок. Я сидел за столом перед кружкой остывшего чая. На душе было гадко, будто только что, не желая того, я совершил подлость. Да так и было на самом деле! Я бросил Ладу одну на дороге, слабую и беззащитную. И не было мне никаких оправданий!
Послышался щелчок замка, в прихожей раздались детские голоса. У меня зашевелились волосы на голове, потому что я понял, кого сейчас увижу. Ведь квартира была та самая, в которой я жил с Ладой. Значит, ее я и увижу.
Я выбежал в прихожую и остановился. На меня смотрела молодая темноволосая женщина, которую я прежде никогда не видел. Из-за ее спины выглядывали две детские мордочки. Лариска и Андрейка! У меня все поплыло перед глазами, и я сполз по стене на пол. Последнее, что я слышал, был испуганный голос женщины:
- Милый, что с тобой?!
* * *Я знаю, я сошел с ума. В этом я твердо и окончательно убедился. Во мне живут одни воспоминания. То есть, это я раньше так думал. Теперь во мне появились картины, которых прежде я никогда не видел, люди, которых я не знал. Во мне есть загадочный Борис и еще более таинственный Рацна. Во мне есть я, и себя я тоже не понимаю.
Когда-то все стояло на своих местах, было понятно и просто. Была жизнь, семья, работа, дом. Потом что-то произошло. Люди называют это катастрофой. Мир свихнулся, свихнулся и я. Теперь я не знаю, какая у меня была семья. Надя, Лада или Жанна? Да, ту женщину, у которой было двое детей, звали Жанна. Это состояние неопределенности выводит меня из себя. Борис утверждает, что всему виной - я сам. Так и есть, я с ним согласен. Я лишился рассудка, и в моем больном воображении родятся невиданные ситуации и люди. Я теряюсь, я не могу найти себя, не знаю как вести себя, что делать. А главное, чего я не знаю - это зачем все? Зачем сумасшествие? За что? За какие грехи? Я не помню, не знаю.
Я лежу с закрытыми глазами на чем-то мягком. Судя по всему, это кровать, скорее всего, больничная. Да, я в психиатрической лечебнице. Стоит мне открыть глаза, и надо мной склонится медсестра в белом колпаке, с ярко напомаженными губами и накрашенными ресницами. Похожая на Машу. Она посмотрит равнодушно и скажет бесплотным ненатуральным голосом: