Кириан воспринял его первую фразу как согласие — да, подходи.
И он подошёл, ступая осторожно, словно боялся спугнуть Коди.
— Всего лишь пару месяцев.
— Пару?
— Здесь морозы долго не задерживаются. Иногда река даже не успевает полностью покрыться льдом.
Так было в прошлую зиму. Они наблюдали, как лёд с каждым днём пробирался всё дальше, норовя скрыть последние проблески воды, но не успел — стало теплеть, а зима отступила, казалось, так и не успев начаться. Кириан даже удивился, поняв, что потерял счёт времени.
— Коди.
Тот не двинулся, но искоса посмотрел на него. Светлых глаз было почти не видно из-под отросшей чёлки, и Коди тряхнул головой, скрывая лицо от Кириана.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— О чём?
— О твоей руке.
Коди молчал.
— Может, покажешь?
— С ней всё в порядке.
— Зато с тобой — нет, — возразил Кириан и, подумав, добавил: — Я вижу, когда с тобой что-то не в порядке. Я твой брат.
На столь простое заявление ожидал любой реакции, но только не той, что увидел. Коди, наконец, полностью повернулся к нему, криво усмехнулся, пожав плечами.
— Неправда, — сказал он и сделал паузу. — Ты не сразу заметил. Ты даже не понял, что происходит. Как ты вообще догадался? Виделся с Малти?
Кириану было нечего возразить. Если он начнёт отпираться, то сделает лишь хуже.
Насколько он знал, мертвецов Торговца было не принято обсуждать у их родных. Многие вообще предпочитали молчать и не вмешиваться до того момента, как потерянные воспоминания начнут пробиваться сами или же на коже не появятся метки. Точно так же, как сделали и родители Кириана.
Коди начал бороться с проблемой в одиночку.
Кириан не умел вести душевных бесед и тем более не знал, как рассказать брату правду. Конечно, слухи никто не отменял, и Коди наверняка уже сам обо всём догадался. Школы всегда были полны болтливых языков. Если старшее поколение без лишних слов находило спасение от потери близких в визите к Торговцу, а потом предпочитало попросту молчать, то дети вели себя иначе.
Возрождённых Торговцем считали изгоями. Меньше половины из них осмеливались выплатить цену за свою вторую жизнь, остальные же, постепенно отдаляясь и утопая в нагрянувших воспоминаниях, попросту ломались и предпочитали смерть. Никто не спрашивал их, нужен ли им этот второй шанс. Эгоизм от собственной боли после потери, движимый людьми, подталкивал искать способы заполнения пустоты. Тем более что им самим не нужно было ничего отдавать взамен.
Мама Кириана смогла сбросить груз вины с плеч, убедив себя за несколько лет в том, что никакого Торговца не было. Она никогда не упоминала о нём, и лишь отец, не смогший вести себя так же, выводил её из равновесия, но в конце концов нашёл свой способ спрятаться: сбежать, прикрывшись работой.
Кириан, взрослея, ни на секунду не забывал, что однажды придёт день, когда Коди нужно будет узнать правду. Иногда он думал, что их привязанность возникла именно из-за страха и того самого чувства вины, которое родители благополучно скинули на него.
— Прости меня, — прошептал Кириан, не в силах придумать более разумное объяснение. — Прости, что тебе приходится через это проходить.
Коди не двинулся с места, продолжая смотреть на него разъярёнными холодными глазами.
— Что ты знаешь?
— Вопрос в том, что уже знаешь ты.
Стало заметно темнее. Солнце стремительно скрывалось за горизонтом, уступая место ночному холоду. Кириан бросил беглый взгляд на яркие лучи, которые обычно они с Коди наблюдали в полном молчании. Иронично.
— Немногое, — Коди тоже повернулся в сторону заката и тяжело вздохнул, перестав быть напряжённым. — Я слышал, что эта… дрянь на коже, эти пятна, как метка. Плохая метка. И что её лучше прятать от посторонних.
— Метка, оставленная Торговцем.
— Тоже слышал. В школе вне уроков многое обсуждают. Так это плохо? — Коди пытался сделать так, чтобы голос звучал равнодушно, но дрогнувший конец фразы его выдавал.
В голове таилась пустота. У Кириана не было идей, но и молчать тоже было нельзя. Мама вряд ли поддержит его в желании ввести Коди в курс дела. Были ли ещё варианты? Нет. Оставить Коди без ответа сейчас означало бросить его посреди лесной чащи и заставить выбираться самостоятельно, что вряд ли возможно с хорошим исходом.
Кириан подошёл к Коди, ступая так осторожно, будто под ногами был тонкий лёд. Его рука сразу оказалась сброшенной с плеча, но Кириан предпринял вторую попытку, мягко взяв брата за рукав и потянув вверх.
— Не надо, — взбрыкнул Коди, но теперь не стал вырываться, а лишь сильнее отвернулся всем корпусом.
Он мелко дрожал, изо всех сил сжимая обмотанный вокруг кисти платок. Развязать его было несложно, и Кириан в этот момент почувствовал, что Коди перестал дышать. Платок скрывал почерневшую кожу, которая по краям отслаивалась мелкими струпьями. Кое-где виднелись кровоточащие ранки, от вида которых у Кириана закружилась голова. Пришлось взять себя в руки и задрать рукав куртки, под который уходила злосчастная метка. Чернота продвинулась не так высоко, как он опасался, но со временем поднимется дальше. Лишь бы только это происходило медленно…
— Болит?
— Чешется. И ноет. Хватит рассматривать, — Коди выдернул руку из хватки, поспешив спрятать её в рукав. — Это пятно странное. Оно перестаёт беспокоить, когда я делаю кому-нибудь больно. Мне становится легче.
Кириан нахмурился и, осознав смысл услышанного, опустился перед ним на корточки.
— Ты делал кому-то больно?
— Не специально. Так получилось, Феликс всегда меня провоцирует, — Коди бегло взглянул на Кириана и тяжело вздохнул. — Я не хотел рассказывать.
— Феликс? — похолодел Кириан.
— Да, — кивнул Коди. — Мы повздорили, и я его сильно толкнул. Он ударился головой и остался лежать без сознания, но тогда я думал… Думал, что он…
Выражение ужаса на его лице сменилось гримасой отвращения.
— И вот тогда пятна перестали ныть и чесаться.
Что бы там ни произошло, Феликс остался жив. Кириан едва не испустил вздох облегчения, искренне радуясь тому, что удар, видимо, был не такой сильный для летального исхода.
Лукас Бьёрк — отец Феликса — был старым другом отца Кириана. Кажется, они дружили ещё со времён старшей школы, но постепенно стали общаться реже из-за свалившихся на плечи обязанностей: работы, семьи, детей. Во времена их молодости мало кто вообще знал о Торговце и об истории Старого города Дуплекса, но спустя года, когда на поверхность стали всплывать случаи с участием возрождённых мертвецов, Лукас Бьёрк стал одним из тех, кто всячески противился распространению «заразы». Именно благодаря его инициативе власти города ограничили вход на мост через реку, но полностью запретить пересекать его они попросту не могли — на той стороне всё ещё оставалось кладбище.
Идея переноса кладбища была остро встречена обществом. Кто-то возмущался по поводу «покоя мёртвых», а кто-то втайне лелеял надежду отправиться однажды к Торговцу. Но как можно говорить о покое, когда Торговец лишил смерть на право приносить умершим свободу?
В любом случае никакого переноса не случилось, а мост попросту огородили предупреждающими лентами.
Порой Кириан видел, находясь на крыше девятиэтажки, что люди, хотевшие попасть на другой берег, отправлялись туда после заката, когда на улицах практически никого не оставалось, даже если их путь лежал только на кладбище.
Обращаться к Торговцу считалось слабостью, чуть позже — позором. Кто-то по-прежнему считал его всего лишь выдумкой больной фантазии. Однако неравнодушные всё чаще стали сбиваться в группы, патрулирующие по ночам и вечерам улицы города, выискивая, подобно охотничьим собакам, таких как Коди. В особо тяжёлых случаях бедняжек затаскивали в тёмные подворотни и заставляли раздеваться, чтобы убедиться в наличии гниющих пятен.
Феликс, будучи сыном Лукаса Бьёрка, наверняка попал под влияние отца. И если он видел пятна на руке Коди, то добром это точно не закончится.