— Это что, Феликс Бьёрк? Давно я его не видел, ещё с тех пор, как наши отцы общались плотнее.
Коди поднял глаза на Кириана и неопределённо повёл плечом. Он не любил рассказывать о школьных проблемах, ему казалось это абсолютно скучным и бесполезным занятием. Особенную нелюбовь к интересу окружающих о его школьных буднях Коди приобрёл в те времена, когда отец ещё жил с ними. Он помнил, что, возвращаясь каждый раз домой, заставал его на кухне с развёрнутой газетой в руках. Прямоугольные очки, которые отец носил в основном только дома, частенько сползали на кончик носа, и он не замечал этого, пока не приходилось оторвать взгляд от чтения статей.
Коди помнил такие моменты. Он заходил на кухню, отец поднимал глаза, щурился, вспоминая, что нужно поправить очки, и поправлял их. После он снова смотрел на Коди долгим непроницаемым взглядом и только кивал в знак приветствия. Мама обычно хлопотала рядом у плиты, успевая смотреть по маленькому телевизору на холодильнике очередную передачу, и эмоционально взмахивала поварёшкой каждый раз, когда что-то её удивляло.
— Как прошёл день?
Этот вопрос мог иметь множество вариаций, но для Коди он каждый раз подразумевал одно и то же: «Как дела в школе? Хорошо ли прошли занятия? За все ли домашние задания он получил положительные оценки? С кем сегодня разговаривал?»
Поначалу Коди пытался найти подход к монотонной беседе, которая повторялась из раза в раз. Иногда он думал, что постоянно проживает один и тот же день, когда попадал домой. Этот день был настолько гнетущим, что в какой-то момент он стал задумываться, а было ли когда-нибудь иначе?
А было ли вообще это «было»?
Он рылся в своей памяти и с ленивым разочарованием понимал, что не может припомнить ничего, кроме такого же порядка вещей.
Ничего не было, Коди, шептал гадкий голосок ему на ухо.
Ни-че-го-не-бы-ло.
Он прокручивал в голове много раз эту фразу, пока не пришёл к выводу, что его воспоминания похожи на мазок кисти краской. Что-то он помнил хорошо, отчётливо, а что-то — плохо, и это «плохо» словно было покрыто туманом. Некоторые моменты вообще скрывались в тумане полностью, и порой Коди не понимал, воспоминания это или всего лишь игра воображения.
А потом что-то изменилось.
Коди хорошо помнил тот день, когда Кириан впервые встретил его у ворот школы и предложил прогуляться. Предложение было внезапным. Даже странным. Та девятиэтажка сначала показалась Коди совершенно недружелюбной. На крыше веяло холодом. Он долго не осмеливался подойти к краю крыши. Даже смотреть вдаль было страшно.
Река Ева искрилась в лучах заходящего солнца, а далёкий берег Старого города выглядел совершенно серым. Отсюда можно было легко увидеть кладбище, которое начиналось вблизи от моста, стоило только ступить на землю. На том кладбище Коди никогда не был, но слышал, что пусть Старый город и считался заброшенным местом Дуплекса, но хоронили людей до сих пор именно там.
В тот день закат был ярко-красным. Они с Кирианом просидели на крыше до самой темноты и вернулись домой, когда отец уже дремал в комнате. Дверь открыла сонная мать. С тех пор такие прогулки стали неотъемлемой частью жизни Коди, пусть и оттягивать момент возвращения домой уже было незачем.
Коди достал блокнот из кармана, сверив дату и время захода солнца. Он исписал уже больше половины страниц, а значит, когда-то придёт время заводить новый.
— Так когда ты начал общаться с Феликсом? — повторил вопрос Кириан, когда Коди, захлопнув блокнот, пошёл дальше.
— Мы не общаемся, — ответил Коди, втянув голову в плечи в надежде спрятать шею от морозного воздуха.
— Понятно. Запретная тема.
— Что?
— Школа, — улыбнулся Кириан. — Ты, наверное, не расскажешь даже о том, что сегодня давали на обед.
— Феликс никак не связан с школьными обедами.
— Значит, вы не друзья.
Коди насупился. Он не хотел, чтобы тема о Феликсе развивалась дальше. Запихнув больную руку поглубже в карман, он отогнал дурные мысли о разговоре с Феликсом. Если бы толчок был хоть немного сильнее, он и правда мог бы его убить…
Жжение в руке резко усилилось. Сжав пальцы в кулак, Коди стиснул зубы, стараясь не подать вида, что ему больно.
— У нас есть ещё время до захода солнца.
Кириан был на удивление затихшим.
— Хочешь, сходим в закусочную? Ты, наверное, голоден, — предложил он.
— Нет! — нервно воскликнул Коди, однако, опомнившись, повторил спокойнее. — Нет…
Они остановились. Кириан встал напротив него, преграждая дорогу.
— Что происходит, Коди?
Железный, настойчивый тон. Такой тон Коди ненавидел сильнее всего, потому что именно с таким выражением мама частенько любила пытаться достучаться до него. Когда она не получала ответов на первые дружелюбные вопросы, всегда пыталась сделать из этого проблему. Она считала, что если Коди не хочет рассказывать ей о простых вещах, то это и есть проблема.
Её вопросы порой подчёркивались выразительным взглядом отца. Он редко вступал в разговоры, но всегда внимательно слушал, даже если казалось, что газета поглотила его полностью.
Коди махнул головой, столкнувшись с таким же выразительным взглядом Кириана.
— Ничего, — сказал он, отведя глаза.
— Ничего? Ты сам не свой в последнее время, особенно когда вернулся домой едва ли не ночью…
Что произошло после, Коди понять не успел. Порой эмоции брали над ним верх, и это было вполне знакомое, понятное чувство. Однако потеря контроля над собой была сродни спуску с цепи бешеной собаки.
Это был не гнев, не ярость. Просто в одну секунду Коди оставался спокойным, а в следующую был готов кидать в окна тяжёлые камни.
Когда сначала он отступил на шаг, Кириан нахмурился. Когда же он вскинул руки, намереваясь ударить в грудь, Кириан отшатнулся. Руки безвольно повисли вдоль туловища. Коди сжал кулаки, помотал головой и испытал страшное желать оглохнуть, ослепнуть, провалиться сквозь землю. Всё, что угодно, лишь бы не оставаться здесь.
Огромное, жуткое желание.
Бежать прочь. Нужно бежать, застучало в голове.
Бежать.
— Ничего не происходит, Кириан, ничего! — выкрикнул Коди и бросился бежать прочь.
***
Кириан жалел о сказанном. Он никогда не повышал голос на Коди, не позволял себе такого даже в самых сложных ситуациях. Да и таких ситуаций с ними почти не случалось: они редко ссорились так сильно, чтобы переходить на крики.
Снегопад усилился по сравнению с предыдущими днями и затруднял движение. Автомобили медленно ползли по проезжей части, а люди прятали лица, надвинув капюшоны и прикрываясь руками.
Руки слушались его плохо. Кириан взглянул на покрасневшие пальцы, поднёс их ко рту, стараясь согреть дыханием. Он отправился вслед за Коди не сразу, простояв ещё несколько минут около школы. Его ожидал серьёзный разговор, но как к нему подойти, Кириан совершенно не знал. Нужно было что-то сказать, успокоить, объяснить, что происходит.
Он никогда больше не встречал таких как Коди. Коди был единственным, но от этого не казался странным. Наоборот — чем больше Кириан задумывался о времени, проведённом с Коди, тем сильнее понимал, что нормальнее брата у него быть не могло.
И в какой-то момент он убедил себя, что так будет всегда, что час расплаты никогда не настанет.
Большего самообмана и быть не могло.
Кириан бегом добрался до девятиэтажки, остановился внизу, чтобы отдышаться, и принялся медленно подниматься по лестнице, держась за старые поручни.
Коди, как он и предполагал, был наверху, стоял слишком близко к ветхому ограждению и смотрел в сторону заката. Закат сегодня не выделялся ничем особенным, если не считать того, что небо почти полностью затянули снежные тучи. Лишь кое-где последним лучам солнца удавалось отбросить блики на затихшую перед ночью речку. Коди находился спиной к Кириану, и он видел, как ветер играет с его неприкрытыми шапкой волосами. Белые снежинки ярко контрастировали с тёмным цветом, а вот таяли слишком медленно.
— Когда станет холоднее, река замёрзнет, — Коди говорил тихо, с сожалением, как будто это был рассказ о чём-то грустном.