Гидеон покачал головой:
— Теперь, когда ты об этом заговорил, я могу точно сказать, что нет. Я бы увидел, обязательно.
— Не приходило ли вам в голову, сэр, — спросил Езекия, — что он, быть может, владеет способностью к телепортации? Это не исключено. Например, та цивилизация, на Пилико…
— Верно, — сказал Шеридан, — но пиликоане одолевали сразу не больше мили или около того. Помнишь, как они скакали? Будто большой заяц прыгнет на целую милю, но так быстро, что самого прыжка и не видно. А этот тип, судя по всему, прыгнул через световые годы. Он спрашивал меня о языке, о котором я никогда не слышал. Сказал, что этот язык широко распространен, по крайней мере, в некоторых частях Галактики.
— Сэр, вы уделяете этому слишком много внимания, — сказал Езекия. Нам следует подумать о делах более важных, чем этот праздношатающийся инопланетянин с его любовью к странствиям.
— Ты прав, — согласился Шеридан. — Если дело с торговлей не пойдет, мне головы не сносить.
Но ему так и не удалось окончательно отделаться от мыслей о той встрече под деревом.
Он попытался оживить в своей памяти их долгую праздную болтовню и, к своему изумлению, обнаружил, что она-таки действительно была совершенно праздной. Он не помнил, чтобы существо рассказало ему о себе хоть что-нибудь. Битых три часа, а то и дольше оно говорило не умолкая — и ухитрилось не сказать за все это время ровным счетом ничего.
Вечером Наполеон, когда принес ужин, присел на корточки возле стула, на котором сидел Шеридан, аккуратно подобрав белоснежный фартук к себе на колени.
— Наши дела плохи, ведь так? — спросил он.
— Да, пожалуй.
— Как нам быть, Стив, если мы так и не сможем ничего сделать — вообще не достанем лодаров?
— Наппи, — сказал Шеридан, — я изо всех сил стараюсь об этом не думать.
Но теперь, когда Наполеон об этом заговорил, Шеридан живо себе представил, как будет реагировать «Центральная торговля», если весь груз стоимостью в миллиард долларов ему придется доставить назад. И даже, в несколько более ярких красках, что ему придется выслушать, если он просто оставит его здесь и вернется без груза.
Каким угодно способом, но продать груз он должен!
Если не продаст, карьере его конец.
Хотя, осознал он вдруг, на карту поставлена не только его карьера. Затронуты интересы всего человечества.
Существует реальная и настоятельная потребность в транквилизаторе, изготовляемом из клубней лодара. Поиски такого лекарства начались сотни лет назад, и нужда в нем подтверждается тем фактом, что все это время поиски не прекращались. Это было нечто, в чем человек остро нуждался, по существу, с того самого мгновения, когда он перестал быть животным.
И здесь, на этой планете, находится ответ на эту острейшую человеческую потребность, ответ, которого их лишает и в котором им безрассудно отказывает этот упрямый и безалаберный народец.
— Если бы только эта планета была нашей, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Наполеону, — если бы мы только сумели завладеть ею, мы бы смогли выращивать столько лодаров, сколько нам нужно. Мы бы сделали из Гарсона-4 одно большое поле и выращивали бы лодаров в тысячу раз больше, чем в самые лучшие времена их выращивали гарсониане.
— Но мы не можем, — сказал Наполеон. — Это противозаконно.
— Да, Наппи, ты прав. Противозаконно, и даже очень.
Ибо гарсониане были разумны, не потрясающе разумны, но, по крайней мере, разумны в том смысле, какой вкладывает в это слово закон.
А в отношениях с разумными существами нельзя делать ничего, что содержало бы в себе хотя бы намек на применение силы. Нельзя даже купить или арендовать у них землю, так как, говорит закон, покупая землю, ты лишаешь полноправную цивилизацию ее неотчуждаемых прав.
Можно работать вместе с ними и их учить — это всячески поощряется. Но научить гарсониан хотя бы чему-нибудь было не так-то просто. Можно, если только ты тщательно следишь за тем, чтобы не облапошивать их слишком уж беспардонно, вести с ними меновую торговлю. Но гарсониане теперь вести ее не хотят.
— Не знаю, что мы будем делать, — сказал Шеридан. — Как нам выпутаться?
— У меня есть предложение. Может, увлечь местных жителей сложностями игры в кости? Мы, роботы, как ты, наверное, знаешь, играть в кости большие мастера.
Шеридан поперхнулся. Медленно и очень осторожно он поставил чашку с кофе на стол.
— Обычно, — с напускной суровостью сказал он Наполеону, — я на такие методы смотрю косо. Но в данной ситуации… что, если ты и вправду соберешь несколько ребят и попробуешь?
— Буду рад, Стив.
— И… э-э, Наппи…
— Что, Стив?
— Я надеюсь, ты выберешь лучших игроков?
— Естественно, — сказал Наполеон, поднимаясь и разглаживая свой фартук.
Джошуа и Таддеус отправились со своей труппой в далекую деревню на совершенно девственной территории, которой ни одна из прежних попыток начать торговлю не коснулась, и выступили перед гарсонианами со своим представлением.
Успех превзошел все ожидания. Местные жители, держась за животы и обессилев от смеха, катались по земле. Они выли, задыхались, вытирали слезы, ручьями льющиеся из глаз. В восторге от веселых шуток, они били друг друга по спине, по плечам. Ничего похожего они не видели за всю свою жизнь, ничего похожего вообще никогда не было на Гарсоне-4.
И когда они совсем размякли от веселья, когда еще чувствовали себя вполне ублаготворенными, в тот точно рассчитанный психологический момент, когда сняты все торможения и смолкают голоса враждебности и упрямства, Джошуа предложил им начать торговлю.
Смех оборвался. Веселья как не бывало. Зрители теперь просто стояли и таращили на них глаза.
Труппа быстро собралась и в глубоком унынии потащилась назад, на базу.
Шеридан сидел в палатке и предавался созерцанию мрачного будущего. База словно вымерла. Никто не шутил, не пел, не смеялся, проходя мимо палатки: никто не топал по-добрососедски.
— Шесть недель, — горько сказал он Езекии. — Шесть недель — и ни одной сделки. Мы сделали все, что в наших силах, и даже с места не сдвинулись. — Он сжал руку в кулак и ударил по столу: — Если бы только выяснить, в чем дело! Наши товары нужны, а покупать они отказываются. В чем же дело, Езекия? Тебе что-нибудь приходит в голову?
Езекия покачал головой.
— Ничего, сэр. Я просто озабочен. И не только я, но и все мы.
— Они там, в «Центральной», меня распнут, — сказал Шеридан. — Прибьют гвоздями и будут держать в таком виде в назидание другим ближайшие десять тысяч лет. Неудачи случались и раньше, но не такие.
— Не знаю, следует ли мне это говорить, — сказал Езекия, — но мы могли бы и дать деру. Может, это и есть наилучший для нас выход. Мальчики на это пойдут. Теоретически они преданы «Центральной», но фактически, если заглянуть поглубже, они более преданы вам. Мы могли бы погрузить все снова, и это дало бы нам капитал, вполне достаточный для начала…
— Нет, — твердо сказал Шеридан. — Попробуем еще — может, нам все-таки удастся разобраться в ситуации. Если нет, я подставлю шею и отвечу за неудачу… — Он потер подбородок. — Кто знает, может быть, нас выручит Наппи со своими игроками. Кажется невероятным, но ведь случались вещи и более странные.
Наполеон и его товарищи вернулись подавленные и растерянные.
— Разделали нас под орех, — сказал, явно еще не оправившись от потрясения, Наполеон. — Эти парни просто самородки, прирожденные игроки. Но когда мы хотели выплатить проигрыш, они не стали брать наш товар!
— Придется встретиться с ними и поговорить начистоту. Как, по-твоему, Наполеон, если мы выложим карты на стол и расскажем им, в каком жутком положении мы оказались, подействует это на них?