Кэт, разумеется, отлично понимала, что происходит. Даже самая неискушенная, самая юная девушка обладает тем таинственным женским чутьем, которое всегда подскажет ей, что в нее влюбились. И тогда впервые она понимает, что уже миновала ту невидимую границу, которая отделяет детство от юности. Кэт была смущена, чувствовала себя неловко и невольно стала держаться с Томом по-иному.
Прежняя дружеская, почти сестринская непринужденность теперь сменилась холодной сдержанностью. Том немедленно заметил эту перемену и молча бесился и негодовал. Он даже поступил настолько неразумно, что не стал скрывать, насколько он обижен, после чего Кэт стала обходиться с ним еще суше и холоднее. Теперь он все ночи напролет метался на постели и поверял свою тоску спинке кровати, убежденный, что ничего подобного еще никогда ни с кем не случалось за всю историю мира и ни в коем случае не повторится до конца времен. Кроме того, он принялся кропать скверные вирши, которые были немедленно обнаружены его хозяйкой, имевшей привычку ежедневно рыться в его бумагах и не замедлившей прочитать их вслух избранному обществу своих соседок. И те, очень растроганные, принялись сочувственно обсуждать сердечные дела молодого человека.
Постепенно у Тома появились и другие симптомы недуга, столь внезапно его сразившего. До сих пор в его внешности и костюме можно было заметить некоторую небрежность, отлично гармонировавшую с его богемными привычками. И вдруг он преобразился. В одно прекрасное утро он посетил подряд портного, сапожника, шляпочника и галантерейщика, и после его визита все эти достойные люди довольно потирали руки. Примерно через неделю он вышел из своей комнаты, одетый столь великолепно, что его хозяйка была поражена, а друзья несказанно удивлены. Приятели-студенты лишь с большим трудом узнавали честную физиономию Тома над воротником наимоднейшего сюртука и под самым глянцевитым из цилиндров.
Но даже эта перемена ничего не сказала его отцу.
— Ума не приложу, что творится с мальчиком, Кэт, — пожаловался он как-то после ухода сына. — Пусть он только попробует франтить! Я от него в ту же минуту отрекусь! А ты разве не замечаешь, как он переменился?
Кэт уклонилась от ответа, но ее яркий румянец мог бы многое объяснить почтенному доктору, если бы он только обратил внимание на краску, залившую ее щеки. Впрочем, ему просто в голову не приходило, что его сын — взрослый юноша, и он уж никак не мог счесть маленькую дочку Джона Харстона взрослой девушкой. Как правило, подобные открытия делают люди малознакомые, а друзья и близкие узнают об этом только потом и из вторых рук.
У любви есть неприятная привычка вторгаться в человеческую жизнь в самое неподходящее время, и все же она могла бы пощадить студента, который готовился к экзаменам.
Эти недели, пока Том разгуливал в сапогах, сшитых на два номера меньше, чем следовало бы, дабы придать большую элегантность его мускулистым икрам, и рвал перчатки в количестве, поражавшем перчаточника, ему, собственно говоря, полагалось бы сосредоточить все силы на постижении тайн ботаники, химии и зоологии. Драгоценные часы, которые следовало бы отдавать изучению подразделов целентератов или систематике эндогенных растений, он тратил на то, чтобы вспомнить слова романса, который пела накануне его кузина, или все оттенки ее интонации, когда она сказала ему, что погода как будто хорошая, или еще какое-нибудь столь же важное обстоятельство. В результате по мере приближения рокового дня наш студент в минуты отрезвления начинал чувствовать некоторую тревогу. Впрочем, одно время он занимался довольно усердно и мог надеяться, что ему все-таки повезет. Во всяком случае, он предпринял энергичную попытку за неделю сделать то, на что другим требовался месяц, и к письменному экзамену несколько наверстал упущенное. Вопросы ему достались знакомые, и, выходя из зала, он чувствовал, что судьба обошлась с ним гораздо милостивее, чем он того заслуживал. Однако устный экзамен был куда более грозным испытанием и внушал ему порядочный ужас.
И вот в прохладное весеннее утро настал его черед. Доктор и Кэт доехали с ним до ворот университета.
— Больше мужества, Том! — напутствовал его отец. — Держи себя в руках и не волнуйся. Сохраняй спокойствие, это самое главное!