Выбрать главу

Не решаясь бежать дальше, я укрылся под большим разветвленным деревом, прижался к нему спиной и, задрав голову, принялся ловить ртом капли, прорывающиеся сквозь редкую листву. Так я стоял, наблюдая как вода разрушает последний оплот лета, превращая в дрожащую шелушащуюся кашу уцелевшие листья. Шторм разыгрался в считанные минуты и молнии засверкали подобно фейерверку.

И тут я ощутила сильные колебания воздуха, которые сразу подняли во мне воспоминания о `переходах`, сказочных огнях и их пожирателях. Центр этих колебаний, казалось, находился сразу за моей спиной, и сила вибрации росла с каждой секундой. Я в испуге отскочил от дерева и в этот миг что-то полыхнуло у меня в глазах, голубоватый свет заслонил все вокруг, и дерево неожиданно расступилось водоворотом, чернеющего на глазах воздуха. Я увидела это, сразу же вспомнив свои сны, благодаря которым я так долго предавалась депрессиям. Огромный черный тоннель разверст свою пасть и в конце его я увидела неясное зеленое свечение.

В следующее мгновение оттуда пронесся оглушающий переливчатый звон и на меня вдруг посыпались… птицы! Их были, наверно, тысячи, а может и больше. Они стремительно, сплошным бушующим потоком, неслись на меня, в последнюю секунду облетая мое лицо. Горная река из крыльев, перьев, клювов и завораживающей переливчатой песни. Этот звук не был похож ни на что, слышанное мной. Словно тысячи капель бились об окно, тысячи колокольчиков лили свой рассыпчатый звон. Все это настолько быстро произошло, что я и не успел как следует все воспринять. Прошло не больше десяти секунд, и крылатая река оборвалась. Я быстро-быстро оглянулся и увидел на фоне закрывающегося прохода, который оказывается находился в метре за моей спиной, двух птиц, которые зависли в воздухе на долю секунды, развернувшись. Прежде чем я успел бы моргнуть, они кинулись в затягивающееся черное кольцо и исчезли. Но и этого мгновения хватило, чтобы их разглядеть. Это были огромные чайки (я так говорю потому что больше всего они были похожи именно на чаек), размерами напоминавшие орлов, крылья их сильно вибрировали, когда они висели в воздухе, и были похожи на веер из стальных лезвий, и что меня больше всего поразило — я успел разглядеть их цвет. Они были серебряными! Не то чтобы какое-то там темное отсвечивание, а яркий искрящийся серебристый цвет. Я успел заметить нечто вроде удивления, промелькнувшего на лице одной из них, прежде чем они, переглянувшись, исчезли.

В этот момент я поняла, что не могу двинуться. Мои ноги отказывались мне служить, руки плетью повисли вдоль тела, а в голове вертелась сумбурная карусель каких-то ярких картинок, и я почувствовал как теряю сознание. Все что я успел увидеть в последнюю секунду — бегущего ко мне отца

Глава 10.

Тори пролежал без сознания шесть дней. Впервые в жизни у него поднялась температура, которая теперь редко спускалась ниже тридцати девяти. Он постоянно бредил, бессвязно воя, шипя, и, когда приходил в себя на короткое время, все время махал руками, пытаясь мне что-то сказать. Приехал Том. Он не отходил от постели и сидел ночами, чтобы во время очередного припадка быть наготове. Я чуть не поседел за эту неделю, но все обошлось. На восьмой день стало ясно, что Тори поправляется, а когда он, впервые за это время улыбнулся, мы с Томом облегченно вздохнули. Когда он окончательно пришел в себя, он сразу попросил карандаш и бумагу. Он несколько минут рисовал что-то в альбоме, а затем протянул это нам.

Это была птица. Но какая!! Ничего подобного я до сих пор не видел. Я бы принял ее за чайку-альбатроса, что и сделал по началу, но Тори изобразил рядом для сравнения кошку, и я понял что этот альбатросик не менее четырех метров в размахе!

По объяснениям Тори я понял что это не сон и не галлюцинация, и он действительно где-то эту птичку видел. Он указал на крылья этой бестии и рядом нарисовал лезвие бритвы. Я спросил, имел ли он в виду, что крылья острые, но он отрицательно мотнул головой и поставил знак сравнения.

— Чушь! — воскликнул Том, недоверчиво заглядывая в рисунок через мое плечо. — Ничего подобного здесь не водится, да и где либо, наверно, тоже. Немыслимо себе представить четырехметровую чайку, да еще и с крыльями из бритв. Ты, мальчик, просто долго пролежал в беспамятстве. Мало ли что привиделось! Да еще и эта штука в тебя…

Я оборвал Тома взглядом. Том понял, что сболтнул лишнее. Тори вопросительно на меня посмотрел.

— Том хотел сказать, что ветка дерева тебя ударила по голове и ты упал, — сказал я и посмотрел на Тома.

— Да, конечно! Так все и было. Твой отец все видел, когда побежал тебя искать.

Но произошло совсем не то, о чем мы говорили Тори. Я действительно побежал искать его. Шторм застал меня в дороге. Я сразу же вспомнил, что Тори пошел гулять на аллею, и у меня екнуло сердце в нехорошем предчувствии. Когда я приехал обратно, как я и ожидал, Тори в доме не было. Я бросился к аллее. Хлестал ливень, гром грохотал почти непрерывно. Я бежал среди деревьев, и вдруг заметил Тори, стоящего под деревом.

Каждый знает, что в грозу нельзя стоять под деревьями. Молния, а их было множество, может запросто ударить в ствол, и тогда человек погиб. До него оставалось еще примерно метров сто, когда в том месте, где стоял Тори, полыхнуло голубым отсветом и, едва я успел пригнуться, шарахнуло именно то, что я и ожидал.

Ослепительно белый веер раскрылся в том месте, где только что был Тори, и в небо изогнулась белая дуга. Все вокруг побелело, как снег в солнечный февральский день, и огромная огненная полоса ударила через море в горизонт. Секунд пять я ничего не видел, хотя и успел закрыть глаза, а когда проступили контуры деревьев, я вдруг подумал, что бежать уже будет незачем. Когда обычная молния попадает в человека, от него остается горстка пепла, но оказаться в центре удара этого электрического монстра было слишком! У меня еще хватило доли секунды, чтобы успеть удивиться тому, что я никогда не слышал, чтобы молнии били из земли в небо. Но в следующую секунду я увидел Тори! Он стоял в том самом месте, где только что полыхало зарево ада, затем он пошатнулся и рухнул на землю. Все это я видел, когда уже бежал к нему. Протянув руку к шее, я ощутил биение сердца. Он был жив! И только тогда я вспомнил о его матери, которая таким же образом лишилась рассудка…

Восемь дней я сидел у кровати Тори и ждал. Я был почти уверен в исходе этого прошествия и готовил себя к тому, что Тори очнется (если вообще очнется) невменяемым. Его мать лечили вплоть до самого рождения Тори, и никаких результатов это не принесло. Последние два месяца она так и просидела с раскрытыми от ужаса глазами и перекошенным ртом, и я был почти убежден, что мальчик повторит ее судьбу. Но странности Тори проявились и здесь. Чудовищная молния не только не убила его на месте, но и не оставила никаких видимых следов не на здоровье, не на психике мальчика. Правда, первые недели ноги плохо его слушались, но и это со временем стало проходить.

Когда же Тори окончательно поправился, он уговорил нас сходить на то самое место. Странные птицы не вылезали у него из головы. Он постоянно о них твердил, а иногда садился у окна и, глядя на падающий снег, тихо звенел маленьким колокольчиком, который он отрезал у своей игрушки, и теперь не расставался с ним.

Мы дождались, когда Том приехал с поселка, закутались в шубы и направились осмотреть то место, где Тори чудом остался жив.

Я сразу с точностью определил дерево, так как дорога к нему просматривалась именно по направлению, если бы я стоял, где стоял тогда. Подойдя, мы не заметили ничего необычного. Обыкновенное дерево, если не считать излишней его зачерненности вследствие разряда молнии. Тори с опаской стоял в стороне и `вслушивался`. Я подошел вплотную к дереву и положил на ствол руки. Ничего. Дерево было мертвей мертвого, лишь ветки раскачивались в стороны с жалобным скрипом. Однако, Тори, поежившись, решил не особо доверять таким впечатлениям. И когда он подошел и прислонил ухо к дереву, то выражение его лица стало явно испуганным. Он ясно показал, что что-то `слышит`, только очень слабо. Я в свою очередь тоже прислонил ухо, но естественно, кроме стука собственного пульса ничего не услышал. Я вопросительно показал знак, которым мы договорились обозначать `переход`, но Тори не спешил с ответом. Любопытство перебороло страх, и он снова прислонился к дереву и попросил нас помолчать. Стоял он довольно долго. Том, притоптывая от нетерпения и мороза, стоял рядом на случай чего-либо непредвиденного. Через минут пять Тори отошел и объяснил, что он что-то слышит, но это что-то, очевидно, далеко, и, что самое странное, постоянно. Как будто кто-то делал `переход` далеко отсюда и, практически, все время, не закрывая его. Тогда у меня мелькнула мысль, что и сам переход может оставлять подобные ощущения. Стало быть, было возможно, что перед нами находилась некая не зарастающая дыра в что-то.