Наконец государь позволил Химэгими уйти. Сайсё дождался его, и отправился вместе с ним в караульное помещение, где они обычно отдыхали. Несмотря на все свои старания, Химэгими не смог ускользнуть, и ему пришлось сделать вид, что он на ночном дежурстве. Всякий раз, как они вместе бывали на ночном дежурстве, придворные, считавшие их общество особенно приятным, собирались в караульном помещении и уже с вечера там бывало шумно и многолюдно. Но сейчас Сайсё и Химэгими никого не замечали, всем своим видом показывая, что у них есть личный разговор, и каким-то образом сумели остаться наедине. И тогда Сайсё в слезах и тоске стал говорить о своей страстной любви. В ответ на его домогательства Химэгими рассердился:
— Если нас увидят, что подумают люди? Милый, если ты и вправду меня любишь, не веди себя так вызывающе. Если бы нам было невозможно видеться, если бы наши встречи были редки, тогда бы я понял тебя, но ведь мы видимся и днем и ночью, что же заставляет тебя вести себя столь безрассудно? Подумай и обо мне — мне очень непросто, и мне очень горько, что ты этого не понимаешь.
— Мне от твоих слов так больно — ведь свидания невозможны. Да, мы видимся — вот так, как сейчас, но ты выглядишь далекой и недоступной, я не могу поверить, что ты меня любишь, — Сайсё говорил очень искренне.
Его слова растрогали Химэгими, но отдаться всем сердцем этой любви он не мог — ведь он не хотел, чтобы люди прознали про его тайну.
— Мы будем встречаться, но только так, чтобы не вызывать толков, — пообещал он.
Сайсё от этого разговора стало тяжело, тревога не оставляла его.
Тут Химэгими дал понять Сайсё, что знает о его посещениях Ённокими.
— Я догадывался, что происходит, но при моих обстоятельствах нельзя никого осуждать. Я и теперь не собираюсь показывать, что все знаю, так что ты утешай ее время от времени, когда ей станет плохо, — попросил Химэгими.
Хотя Сайсё было очень жаль Химэгими, но поскольку ему казалось, что Химэгими вовсе не обеспокоена его любовными похождениями, то он спокойно и ничуть не таясь рассказал про то, как все было, добавив, что теперь больше не любит Ённокими. «Ну и ну, какая жестокость! Он ведь очень сильно любил ее, а теперь говорит о ней так спокойно. Вот оно, сердце мужчины, что изменчиво как трава „луноцвет“, теперь я вижу это. Пока он меня любит, он не выдаст мою тайну, но когда его помыслы обратятся к другой, он наверняка расскажет о моем секрете… Как горько, что мне не удалось избежать связи с ним, очень жаль».
Так все и шло. Сайсё следовал за Химэгими даже во дворце, будто став его тенью. Не имея возможности скрыться, Химэгими попрежнему избегал встреч наедине, к чему его склонял Сайсё, но речи Химэгими были очень нежны. Когда же у них случались свидания, Химэгими, понимая, что в его положении близости не избежать, был очень податлив. Но стоило им только расстаться, как он снова и снова отказывал Сайсё — свидания были редки, и вел себя Химэгими так, будто они вовсе и не были близки. Это очень печалило Сайсё. «Не отправиться ли тебе к той, что страдает без тебя?» — время от времени говорил Химэгими, и, делая вид, что ничего не замечает, устраивал все так, чтобы Сайсё и Ённокими могли встретиться. «И вправду, какое у нее редкое, милое и доброе сердце», — Сайсё считал вполне естественным, что он встречается с Ённокими, но поскольку теперь большая половина его души принадлежала Химэгими, его любовь к Ённокими стала таять. В присутствии Химэгими он ощущал себя все более и более слабым и в конце концов даже перестал желать встреч с другими женщинами, что могло бы послужить ему утешением в то время, когда Химэгими с ним не было. При тайных встречах с Ённокими он казался милым и нежным, и избегал теперь лишь посторонних глаз — страх, что Химэгими может обо всем узнать, оставил его, виделись они теперь чаще, чем в прежние дни, и Ённокими по-настоящему привязалась к нему и стала податливее. И теперь пришел черед беспокоиться Химэгими, хоть сама она и доставляла столько страданий Сайсё.