— Рыбак, откуда у тебя аквилонская луна? — спросил он меня.
— Луна, достопочтенный Оун?
— Монета из Аквилонии, где люди поклоняются дьяволице Митре и клянутся до самой смерти ненавидеть священного Сета. Эй, стража! — закричал он. — Этот человек принес мне акви-лонское золото.
На базаре недалеко от меняльщиков всегда дежурил отряд королевской стражи. В палатку вошли трое стражников с мечами наготове. Оун показал им монету. Капитан стражи покосился на нее.
— Точно, — сказал он. — С одной стороны луна, а с другой выбит лик отвратительной Митры, топчущей святого Сета. Пойдем со мной, рыбак.
Меня забрали в пыточную короля, и там Верховный жрец Тот-Амон сам расспросил меня, в то время как его палачи работали над моим телом. Они забрали золото из хижины и обвинили меня, назвав сообщником Конана, убившего сына Сета и жрецов. Нефри и детей тоже посадили в тюрьму и пытали — так законы Стигии предписывают поступать с предателями и их семьями.
Через год я предстал перед королем Ктефо-ном и Верховным жрецом. Они судили меня. Нефри и только один из моих сыновей выжили после пыток. Но жена моя потеряла все волосы. Нам зачитали законы короля Татамона VIII, где говорилось о помощи врагам Сета и Стигии, и по этим законам Высший жрец вынес нам приговор.
— Снефри, сын Месю, — сказал он мне. — С твоей помощью язычник Амра, зовущийся Конаном, королем Аквилонии, старый враг Истинной Веры и народа Стигии, убил сына Сета, убил двенадцать святых жрецов и украл Сердце Ахримана. Ты отдал ему свою одежду и получил золото за предательство. Наш приговор таков: твоя жена и ребенок и все твои родственники до пятого колена будут принесены в жертву великому богу Сету как возмещение за твое нечестивое деяние против нашего бога. А ты — Снефри, сын Месю, отправишься вверх по реке Стикс до Святого Города-Без-Названия и там примешь такое наказание, какое не знали в Стигии тысячу лет.
Я упал в обморок прямо в Судебной палате, потому что меня послали в сердце Стиши, в дом святого Сета, к священникам, знающим пытки, при помощи которых уничтожалось тело злоумышленника, а его душа отправлялась в черную пучину по ту сторону звезд. Придя в себя, я громко проклял язычника Конана, который направил меня по пути греха и по дороге измены. Но проклятия мне не помогли, и в тот день меня заковали в цепи и отправили вверх по течению на речном судне.
Однако это был не конец моих мучений. Когда мы плыли вверх по реке, на нас напали туранские грабители. Все жрецы оказались убиты, а меня и моряков забрали в рабство и продали в Замбуле. Изуродованный и павший духом, я» проработал три года носильщиком у уличного торговца, таская по улицам огромные связки шкур. Все стигийцы избегают меня из-за моего великого преступления, люди других народов сторонятся, так как я стигиец и поклоняюсь Сету. Теперь же я умираю и попросил позвать писца, чтобы мое проклятие тому, кто виноват в моих несчастьях, было записано на века. Я прошу всех вас, помолитесь Сету, чтобы он смилостивился над моей душой!
Фриц Лейбер
КОГДА ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО БЕЖАТЬ
После столетий страхов и слухов хайборейские племена потекли на юг, уничтожая все на своем пути и завоевывая новые земли. Северные пограничные районы государства Сета оказались захвачены и разграблены армиями Татотмиса XX, и защитники их бежали. Войска захватчиков не встречали сопротивления, пока не достигли Стикса и древнего Кеми — величайшего столпа, спасшего старое южное королевство. Но богатые северные провинции Сета погибли…
Натмекри, малоизвестный скульптор, решил никуда не уезжать, в то время как все остальные великие искусники бежали… Весь день в замке царила суматоха. Слуги хозяина Магшастеса готовились к бегству на юг, но господа слишком долго медлили. Торопливые шаги, топот, пыхтящие от напряжения рабы, которых заставляли нести слишком много вещей и двигаться слишком быстро, равнодушное ржание и топот лошадей во дворе, скрип перегруженных фургонов и глухой треск рвущихся ремней, слишком туго затянутых на горах пожиток… крики, проклятия, завывания и приказы… Когда же все уехали, стало восхитительно тихо.
Только одну маленькую статуэтку подготовил к отливке Натмекри. Песчаная форма была готова, маленький горн пылал, и теперь Натмекри потянулся за бруском бронзы. Но его ожидало разочарование. Его сундук для металла оказался пуст. Должно быть, какой-то раб ограбил его прошлой ночью, пока скульптор гулял по лугам вокруг замка. Возможно, парень слышал, что больше всего завоеватели жаждут завладеть бронзой и помилуют тех, кто им ее даст.
Задумчивый взгляд Натмекри скользнул по стенам его маленькой комнаты, расположенной в одной из башен замка. На полках стояло несколько статуэток, инструмент и милая домашняя утварь. Тогда искусник задрал голову. Высоко на голой стене висел древний бронзовый меч, пыльный, почти черный и покрытый паутиной. Поставив стул на стол, Натмекри забрался повыше и достал клинок.
Держа в руке древнее оружие, Натмекри подошел к окну. Через узкую амбразуру он увидел вершину соседнего холма, залитого лучами горячего солнца, и дорогу, пересекающую его. Неожиданно взметнулось облако пыли, и на дороге появились всадники — оборванные воины на маленьких, тощих скакунах. У них были луки, круглые щиты и копья, зазубренные острия которых, как показалось Натмекри, заржавели от крови. Всадники приближались, скульптор услышал их крики.
Натмекри напрягся и на мгновение, словно воин, сжал старый меч. Потом мастер горько улыбнулся и покачал головой. Когда орда потекла через вершину холма, он отвернулся от окна и стал постепенно опускать меч в узкий мерцающий тигель.
Тонкий, изящный предмет плавился долго. Снова в замке поднялся шум — дикий смех, топот, гогот, слышно было, как бьют стекла и ломают мебель. Рычащие проклятия разочарования говорили о том, что начался грабеж. И сам ограбленный — непростительно подло и мелочно ограбленный, — посочувствовал грабителям. Когда на свет извлекли съестные припасы и напитки, грабители взвыли, выражая воем те свои чувства, понять которые мог только варвар…
Но вот перекрестье старого меча исчезло в тигле. Когда же алые губы поглотили и гарду, Натмекри взял щипцы и приготовился лить металл.
По лестнице башни загрохотали тяжелые шаги, раздались громкие голоса, а потом кто-то стал колотить в дверь. Она не была заперта, просто сначала ее попытались открыть не в ту сторону: толкнули, вместо того чтобы потянуть. В центре комнаты ярким солнцем пылал тигель. От него поднимались жидкие клубы ослепительного белого пара.
Дверь резко распахнулась. Мгновение варвары стояли на пороге, озадаченные. Потом один из них — возможно, предводитель, который привел воинов в замок, — шагнул вперед и одним широким взмахом зазубренного, но местами еще острого, как бритва, длинного меча отрубил Натмекри голову.
Пульсирующий красный фонтан, неспешно выгнувшись, обрушил поток крови на готовую форму. Шипящий и дымящийся поток. Варвар сделал шаг назад. Потом что-то задело его примитивное чувство юмора. Долго, громко и грубо смеялся он.
Песчаная форма заполнилась кровью и развалилась, оставив крошечную темно-красную фигурку стройной женщины, одетой в длинные одежды. Она загадочно смотрела на завоевателей. Ее голова казалась гвоздиком из металла — из того, что успел залить в форму Натмекри.
Безголовое тело Натмекри какое-то время еще стояло, дрожа в агонии. Но вот пальцы мертвеца разжались, выпустив щипцы. Тонкий ручеек металла от упавшего тигля пробежал по руке мастера и тотчас застыл.
А убийца скульптора смеялся как никогда. Что-то очень забавное привиделось ему в том, как дымящаяся кровь, брызнув фонтаном из перерубленной хайборейским мечом шеи скульптора, в три удара сердца заполнила форму и, застыв, превратилась в последнюю статуэтку Натмекри.
