заставило меня задуматься, пройдем ли мы когда-нибудь через это. И затем я
задумалась, было ли вообще понятие "мы", куда можно было двигаться.
– Зачем ты привѐл меня на ту яхту? – спросила я, когда Майлз вылил на мочалку гель
для душа и повѐл ею по моей тонкой коже. Он изучал мочалку долгое время,
Торн – 3 Гленна Синклер
очевидно завороженный пеной на ней. И затем он посмотрел вверх, его лицо
наполненное эмоциями, что было больно смотреть ему в глаза.
– Я думал, Доминик был под контролем. Мне и в голову не могло прийти, что он
появится на той лодке.
– Что ты имеешь ввиду под "под контролем"?
Он просто пожал плечами. Потом он поднял мою руку и принялся меня мыть, будто я
была инвалидом, или беспомощным ребенком. Он заворчал, когда увидел синяки на
моей руке, которые я до этого не замечала, идеальные следы от пальцев там, где
Доминик и его приспешники продолжали меня хватать в течение последних
нескольких дней. Они не болели. В отличие от синяков на моем лице от ударов,
которыми наградили меня Доминик и его головорез. Я уже видела своѐ отражение на
двери лифта. Синяки были чѐткие и тѐмные, что делало мою бледную кожу еще
бледнее. Может быть поэтому Майлз не мог смотреть мне прямо в глаза.
Или может быть, это было что-то другое. Кое-что глубже.
– Он рассказал мне про Ребекку.
Майлз кивнул, пока принимался за другую мою руку, двигая мочалкой по моей коже
там.
– Я подозревал, что расскажет.
– Он сказал, что это ты взял на себя вину за тот несчастный случай.
– Это запутанная история.
– Но это правда? Роберт встречался с Ребеккой, и затем он умерла в результате
автомобильной аварии?
– Да.
Я кивнула, слѐзы наворачивались на глаза снова.
– И ты заступился за Роберта, а он в ответ женился на твоей невесте?
– Здесь кроется куда больше, чем это.
Но он был, очевидно, не заинтересован в том, чтобы рассказывать мне остальное. Он
казался более заинтересованным в движении мочалкой по моим ногам, к сведению,
он не двигал ею слишком высоко по моим бедрам или не прикасался к частям,
которые могли быть скрыты под скромными трусиками или бюстгальтером с высоким
вырезом. Я села и схватила мочалку из его рук, решив закончить за него. Я не могла
больше смотреть на то, как он так старался быть приличным, не важно какие у него
на то могли быть причины.
Я терла свою кожу, пока она не стала красной, затем нанесла на волосы шампунь –
дважды. Я чувствовала себя так, будто не могла как следует смыть с себя запах
вонючей толстовки или тяжѐлый запах одеколона Доминика. Майлз сидел на унитазе
и смотрел на свои руки, пока крутил ими снова и снова. Когда я встала, он вскочил и
схватил полотенце, завернул меня в тяжѐлое тепло, будто обнял.
Но затем он снова отступил, очевидно не в состоянии, или будучи не уверенным в
том, чтобы пересечь какую-то черту, которую я не замечала. Он смотрел, как я
чистила зубы – трижды, расчесывала волосы и использовала почти всю бутылку
ополаскивателя для рта. Я не смогла убрать изо рта вкус Доминика тоже. Я знала, что
это в основном было в моей голове, но... Я просто хотела, чтобы всѐ это
закончилось.
Майлз положил руки на мои плечи и повѐл меня в сторону спальни. Это была очень
милая комната, в центре кровать размера кинг-сайз, мой знакомый чемодан,
открытый на стойке. Я подошла к нему и порылась в поисках мягкой футболки, в
которой могла лечь спать. Я услышала, как дверь открылась, и повернулась к ней,
Торн – 3 Гленна Синклер
часть меня ожидала увидеть Доминика, стоящего там. Но там был Майлз, который
пытался проскользнуть.
– Не уходи.
Он колебался, стоя спиной ко мне.
– Я думал, что тебе нужно пространство.
Я качнула головой, несмотря на то, что он не мог меня видеть, слѐзы снова
покатились крупными каплями по моим щекам.
– Пожалуйста... Я...
Он повернулся и злость, или всѐ остальное, что было написано на его лице, тут же
испарилось. Он бросился ко мне, но, как и раньше, он не трогал меня. Он стоял в
миллиметре передо мной, его взгляд двигался по мне, как ласка. Я шагнула к нему,
отпуская полотенце, позволяя ему упасть, пока скользила руками вокруг его шеи.
Руки Майлза обвились вокруг моей талии, а затем все сомнения исчезли. Он крепко
прижал меня к себе, его губы нашли мои с интенсивностью, которой не хватало – чего
мне не хватало в нѐм – до этого момента. Я застонала, и боль рассекла мою челюсть,
когда я открылась для него. Тем не менее, удовольствие от того, каким он был