Он развлекался так несколько минут, пока не услышал голос Мэттью:
— Тебе следует оставить их себе. Они всегда были у тебя самыми любимыми. — Вдвоём они часто делились вместе пользовались странными игрушками, которые получал Мэттью.
— Тебе их твой папа дал? — спросил Грэм.
— Не, я их сам сделал. Один из моих первых проектов. Могу сделать ещё, — объяснил его друг.
Грэма охватило сильное искушение.
— Спасибо, но я думаю, что мы оба из этого выросли.
— Ну и иди нахрен, — с полуулыбкой сказал Мэттью. — Я собирался прям щас сделать ещё одну пару. Мне всё ещё нравится возиться со многим из этой рухляди.
— Ладно, я их возьму, — объявил Грэм. — Хотя бы для того, чтобы заставить тебя больше работать. — Он поймал один из шариков рукой, и стал наблюдать, как другой шарик немного покружил вокруг первого, после чего его тоже остановил, и засунул пару в карман своего камзола. — Чего ты хотел? — спросил он.
Лицо Мэттью стало серьёзнее:
— Насчёт вчерашнего…
— Забудь, — сказал Грэм. — Я просто рассердился.
— Ага, я понимаю, но у меня появилась идея… — сказал его друг.
Грэм покосился на Мэтта.
— …насчёт того, что ты вчера сказал… — начал молодой волшебник. Руки Мэттью двигались, пока он говорил, и казалось, что они всегда вот-вот что-то столкнут, хотя до этого так дело и не доходило. — …насчёт того, что ты думал, будто волшебник может что угодно…
Грэм покачал головой:
— Ну, я знаю, что это не совсем правда…
— Дело не в этом, — перебил Мэтт. — Это заставило меня задуматься о тебе… и твоём папе.
— И?
— Ну, Папа всегда говорил, что твой отец был стоиком. Это было своего рода чудом, что он вообще сподобился изначально создать узы с землёй, но ему это каким-то образом удалось. Но задумался я не об этом. Твоя мать была нормальной, так что нельзя сказать наперёд, являешься ли ты стоиком, как твой папа, или у тебя есть какое-то испускание, как у твоей матери.
Как обычно, Мэттью начал разговор с середины того, что скорее всего было длинной цепочкой мыслей. Не помогало и то, что хоть Грэм и вырос среди волшебников, он на самом деле не понимал магию, не говоря уже о том, что такое «испускание». Грэм не потрудился попросить пояснений — он был в этой ситуации уже не в первый раз:
— Полагаю, ты хотел это к чему-то привести, — сказал он вместо этого.
— Нам следует выяснить, являешься ли ты стоиком, и если нет, то сколько у тебя испускания и ёмкости, — продолжил Мэттью.
— Ни черта не понимаю, о чём ты говоришь.
— О том, можешь ты использовать магию или нет, — сказал Мэттью.
— Я же не волшебник, — напомнил Грэм.
Мэттью покачал головой:
— Я не это имею ввиду. Дело не только в этом. Даже среди обычных людей есть много разновидностей. Некоторые, как твой папа, почти полностью мертвы для эйсара, в то время как другие имеют разное испускание и разную ёмкость. Например, Маркус Ланкастер обладал нормальной, низкой ёмкостью, но испускание его было весьма высоким, что сделало его идеальным направляющим для Миллисэнт.
— Ты бы только послушал себя, — прокомментировал Грэм.
— Ты хочешь узнать, каково это, быть волшебником, пусть только лишь на минуту?
Это зацепило внимание Грэма:
— Ты можешь это устроить?
— Возможно, — предложил его друг. — Если ты не являешься стоиком — в основном я хочу это узнать для одного проекта.
— Какого проекта? — с подозрением спросил Грэм. По тому, как Мэттью внезапно отвёл взгляд, он определил, что тот планировал нечто, способное привести к неприятностям.
— Твой меч.
Он странно посмотрел на Мэттью:
— Какой меч?
— Меч твоего папы, — с самодовольным видом ответил Мэтт.
— Который выставляется в Албамарле? — Грэм имел ввиду меч своего отца. Тот меч изначально принадлежал его деду, в честь которого Грэма и назвали, и был одним из первых мечей, зачарованных Мордэкаем. Главное здание Ордена Шипа в столице выставляло этот меч для всеобщего обозрения. Они попросили Леди Роуз подарить им сломанный двуручник, Шип, но она отказалась с ним расставаться, он был ей дорог как память.
— Нет. Шип, который сломан…
— Что бы ты ни думал, это — глупая затея. У меня были мысли о том, чтобы тайно купить меч, но вот этого она мне точно никогда не спустит. Шип она держит на стене у себя в спальне, на виду. Если бы я попытался тайком взять его, она мгновенно узнает…