Уже светало, когда они остановились перед подъездом общежития, где жила Полина.
Костя обнял ее, близко заглянул в глаза:
— Даже не верится. Ты — моя жена…
— Будь осторожен, там, в воздухе… Ладно? Обещаешь? — проговорила Полина.
— Обещаю, — засмеялся Костя. — Торжественно клянусь!
У Полины вдруг сжалось сердце — словно от предчувствия далекой беды. Она навсегда запомнила: зыбкий утренний свет начинающегося утра, тишину, четкий стук каблуков одинокого прохожего, смеющееся лицо Кости и его слова — торжественно клянусь! — как будто в эту минуту прочитала свою судьбу.
Мать уже давно ушла, но Майя не могла заснуть. Лежала с открытыми глазами, думала. Она словно ощутила шум и живые голоса того далекого времени. Они были другие. Гуляли до рассвета в свою первую ночь. Расставались и умели ждать. В них была какая-то особая сила.
И какая жизнь. Бессонные ночи, когда отец уезжал на испытания. Война. Годы войны. Тогда матери было двадцать пять — двадцать шесть. Всего на четыре года старше ее. А в ней есть ли эта сила?
Засыпая (или уже во сне?) Майя слышала какие-то приглушенные голоса, шаги. Поднялся ветер, ворвался в дом, двери захлопали и заскрипели. Над головой от удара молнии вспыхнул огонь. Но это был мертвый огонь — он не горел, а светился холодным, белым светом.
Майе стало страшно. Она собрала все силы, чтобы проснуться, но не могла пошевелиться — таким холодом веяло от этого мертвого огня. Ей казалось, что она замерзает, и дыхание останавливается. И вдруг — огонь погас. Она почувствовала тепло — и проснулась.
Было уже утро. Солнечный свет заливал комнату. За окном шумела улица. А в квартире стояла тишина.
Майя вышла из своей комнаты и остановилась — что-то неуловимо изменилось в квартире. Как будто все было на своих местах, как вчера, как всегда, и все-таки… Ну, конечно. На столе лежала Валькина трубка — и воздух был уже другим. Ночью он курил, ходил по комнате, разговаривал с матерью — значит, не во сне она слышала шаги и голоса. У Майи заныло сердце — ну, вот оно, начинается. Только не отступать. Что бы там ни было — не отступать. И сказать все сразу. А потом они с Юрой уедут. Делайте, что хотите, а они — уедут.
Полина Александровна хлопотала на кухне, Майя сразу ощутила: нет у матери того радостного возбуждения, которое она даже не пыталась скрывать, когда приезжал Валька.
— Доброе утро, мама. Валька приехал?
— Приехал.
— Ну, вот. А ты беспокоилась.
Мать не ответила, а Майя не стала больше расспрашивать. Только сейчас она почувствовала, как ждала и как боялась встречи с Валькой. И — как ей не хватало его. Насколько было бы легче, если бы Валька мог понять. Но где уж ему — благородному рыцарю, следопыту-землепроходцу.
— Спит таежный зверь? Пойти разбудить? — сказала Майя.
— Не надо. Привет, первоклашка! Как ты тут? — Он стоял в дверях, широкоплечий, здоровенный, в своих старых тренировочных брюках, небритый, со спутанными волосами.
Валька улыбался, но глаза его были озабоченные. Сухие, как отметила про себя Майя. И лицо осунувшееся. Он обнял ее, достал все-таки своими длинными ручищами, и взъерошил ей волосы.
Ну, самый подходящий момент. Надо сразу — потом будет труднее. Майя собрала все силы, все в ней напряглось, но голос прозвучал, как обычно, пожалуй, только немного тише:
— А я, знаешь, замуж выхожу…
— Знаю. — Валька замялся. — Потерпи немного. Все уладится — вот увидишь.
Что это он? — удивилась Майя. — Или мама ничего не сказала? Она мягко отстранилась, села у окна и снова повторила:
— Я выхожу замуж. И мы с Юрой уезжаем.
А теперь можете меня убивать — Майя не произнесла этих слов, но их и не надо было произносить.
— Какой Юра? — нахмурился Валентин. — О чем ты?
— Почему ты не спрашиваешь о Севе? — спросила Полина Александровна.
— Мы с Юрой уезжаем. Уезжаем, — с каменным лицом повторила Майя.
Глаза у Валентина потемнели. Он, кажется, начинал понимать.
— Постой, постой, ты…
— Да, — сказала Майя. — Да.
И Валентин, никогда не выходивший из себя, вдруг закричал:
— Ты с ума сошла! Ты не смеешь, слышишь, не смеешь так поступать! — он задохнулся. — Это подло!
Майя ждала всего — ледяного молчания, презрительных, обидных, как пощечина, слов, только не этого взрыва. Она закрыла глаза. Что ж, пусть так. Тем лучше. Конечно, она поступает подло. Что он еще мог сказать? Майя ощутила какую-то холодную пустоту внутри. Неважно, что она ответит. Все равно.