Хотелось бы привести мнение известного журналиста А. Лапина: "Нам пора внятно определиться по отношению к своему прошлому и будущему. Что это значит? Посмотрите, к примеру, на немцев. После краха фашизма они провели денацификацию страны, назвали вещи своими именами и идут дальше, стараясь лишний раз не бередить ещё свежие раны. Уничижительно высказываться о собственном прошлом не принято и у всех других наций. Так или иначе, потомки всегда отделяют зёрна от плевел, И хотя мы этого ещё не сделали, нам придётся пройти тот же путь." А. А. Лапин. Русский вопрос. Воронеж. "Свободная пресса". 2006
Но самое печальное, что "классические" историки и примкнувший к ним А. Исаев и не хотят объективно разобраться в причинах второй мировой войны, планах и намерениях советского политического и военного руководства. Прав журналист А. Лапин, что вся беда в том, что до сих пор мы не определились к своему прошлому. А для этого нужно определить своё отношение к теории и практике РСДРП(б) — ВКП(б) — КПСС, Октябрьскому перевороту (Великой Октябрьской социалистической революции), ленинизму и сталинизму.
Эта глава названа А. Исаевым "О чём говорило выдвижение к границам?". Но автор постарался на этот вопрос не отвечать, стараясь "укусить" В. Суворова (правда, без особого успеха). В чём же старался убедить своих читателей А. Исаев? Если отбросить словесную шелуху, то утверждения А. Исаева сводятся к следующему:
— Отдача Директивы № 1, ушедшей в приграничные округа в 0 час 30 мин 22 июня 1941 г. свидетельствует об осознании И. Сталиным реальной возможности немецкого нападения на СССР. Однако, когда же вождя осенило – ничего не сказано.
— Поступавшая И. Сталину развединформация не позволяла сделать вывод о намерении Германии напасть на СССР. А. Исаев не осознаёт, что это утверждение с предыдущим взаимно противоречат друг другу. На самом деле ситуация выглядит следующим образом: Центральный момент решения каждой проблемы – получение информации и усвоение её. В Генштаб и И. Сталину в течение 1941 г. поступала всё более и более тревожная информация о концентрации немецких войск, свидетельствующая о намерении Германии напасть на СССР, в то же время сравнительный анализ военного и технического потенциалов показывал, что Германия уступает СССР, к тому же Германия находилась в состоянии войны с Великобританией. Из этого был сделан вывод, что, по крайней мере, в 1941 г. Германия не нападёт на СССР. Учитывая эти обстоятельства, в марте-июне 1941 г. из глубинных округов в приграничные перебрасываются несколько советских армий (77 дивизий), определён срок завершения передислокации – к 10 июля 1941 г. Но, … "немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска в завершении развертывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны."
— В начале главы А. Исаев заявил, что объём переброски войск из внутренних округов в приграничные в марте-мае 1941 г. составил … аж 4 (четыре) дивизии – (стр.43). А в конце главы он же непринуждённо рассуждает о 77 дивизиях Резерва Главного Командования (это и есть дивизии внутренних округов, перемещённые в приграничные округа) – (стр.52).
— Сначала А. Исаев заявил, что в июне 1941 г. из глубины приграничных округов поближе к границе было выдвинуто 32 дивизии – (стр.48). Несколькими страницами дальше по ходу повествования тот же А. Исаев, как ни в чём ни бывало, рассуждает о 108 дивизиях первого эшелона армий прикрытия на момент начала войны (стр.51). Учитывая, что изначально поблизости от границы располагалось 56 дивизий, из глубины округов было выдвинуто поближе к границе 76 (а не 32) дивизий.
Официальная советская военная история заняла такую двойственную позицию:
"В канун Великой Отечественной войны перед советской военной теорией не стояло проблемы, какому способу ведения вооруженной борьбы отдать предпочтение: стратегическому наступлению или обороне. Взгляд на наступление как главный способ боевых действий, с помощью которого только и можно добиться победы в вооруженном столкновении, оставался незыблемым. Это положение получило подтверждение в первых операциях и кампаниях мировой войны, в период финляндско-советского военного конфликта.
Своеобразие советской концепции наступления состояло в том, что она исходила из идеи ответного удара по противнику. Эта идея отвечала природе и сущности Советского социалистического государства, кровно заинтересованного в сохранении мира и не собиравшегося нападать на какое-либо государство.
При этом признавалась исключительная важность захвата и удержания стратегической инициативы
с начала военных действий. Однако эту проблему до конца решить не удалось, так как ее требовалось согласовать с идеей ответного удара, которая исходила, в сущности, из того, что в начале войны необходимо прибегнуть к обороне".
История Второй Мировой войны 1939–1945 в двенадцати томах.
Том третий. Воениздат, 1974. стр. 410–411
Но эта двойственность и неопределённость только в головах историков (горе от ума? а может быть: "Чего изволите?"), а на практике политическое и военное руководство не колебалось: 17 сентября 1939 г., не обременяя себя "идеей ответного удара", Красная Армия перешла границу Польши, а 30 ноября 1939 г. открыло военные действия с Финляндией. Так что и в июне 1941 г. советское командование не забивало себе голову этой "идеей". А повод для открытия военных действий был бы найден, как в сентябре или ноябре 1939 г.
Вероятно, по чьему-то недосмотру в коллективный труд "Начальный период войны" одним из соавторов Н. А. Фокиным введено положение: "Немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска в завершении развертывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны". Начальный период войны (По опыту первых кампаний и операций второй мировой войны). / Под общей редакцией генерала армии С. П. Иванова. — М., Воениздат, 1974 стр. 212. В дальнейшем советские и потом и современные российские "классические" историки старались как-то дезавуировать это опасное для них положение, но что написано пером не вырубишь топором. Более того, если это правда.
Состоявшиеся по германской инициативе 12–14 ноября 1940 г. в Берлине переговоры В. Молотова и А. Гитлера показали истинные намерения Германии в отношении СССР и других государств. "Дружба, скрепленная кровью" оказалась недолговечной. 18 декабря 1940 г. Гитлер утвердил план "Барбаросса", к разработке которого приступили в июне 1940 г. Не дремали и в Советском Союзе. В конце июля 1940 г. было завершено составление документа под условным названием "Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке на 1940–1941 гг." Изменение западных границ СССР в августе 1940 г. потребовало существенной доработки документа. К 18 сентября был подготовлен новый вариант плана, который учитывал возможность использования главных сил Красной Армии, в зависимости от обстановки на Северо-Западном или Юго-Западном направлениях ("северный" и "южный" варианты). В ходе оперативно-стратегических игр, состоявшихся после окончания декабрьского (1940 г.) совещания высшего комсостава РККА 2–6 и 8—11 января 1941 г., приоритетным был выбран "южный" вариант. Генштаб организовал работу штабов приграничных военных округов по детализации плана.