Она разжигает газовую колонку и впервые за вечер говорит мне.
— Иди, мойся! Да получше, подмойся! Может твоя пи-пи еще и пригодится?
Обиделась на ее грубость, но с удовольствием становлюсь под горячую воду и смываю с себя остатки любовной охоты. Лариска гремит на кухне, звякает бутылками, а потом шлепает по полу босыми ногами и врывается ко мне.
— Ну, скажи мне? Что он в тебе нашел? Я что, некрасивая?
Она смотрит на меня с какой-то злобой и напряженно ждет моего ответа. Я молчу, отвернувшись от нее. Она вдруг, хватает меня за бедра и крутит к себе, тычет пальцем.
— Это, что? Это разве манда? Вот манда, так манда, полюбуйся!!!
Нагибается и слегка присев, тянет в сторону свои нижние губки.
— У тебя же такого нет! Смотри! Вот какой у меня клитор!
— Успокойся Лариска. Не надо истерик. — Говорю ей, а сама впервые вижу такое.
У нее между ног, за раздвинутыми широко в стороны губками, действительно, что-то такое торчит и почему-то с колечком на кончике. От неожиданности я роняю шланг, и вода живо окатывает Лариску. Она вздрагивает и выпрямляется, мокрая смотрит в мои глаза. Секунду мы с ней упираемся взглядами, а потом я первая не выдерживаю и, смеясь, говорю.
— Ну, что ты уставилась? Баб голых, что ли не видела, дурочка?!
— Ага! Вот тебя, впервые. Но бабы, это не моя специализация.
— Что, что? Какая еще такая специализация? О чем ты говоришь? Ты только послушай!
— А вот такая! У нас так с братом договорено, что бабы это его, а мои мальчики. Правда, иногда, бывает наоборот. Но ты не беспокойся! Это бывает иногда! Поняла?
Повернулась и вышла. А я стою, душ в ноги бьет, струйками и все никак не могу в себя прейти. Дрожу вся от напряжения и холода. Бр..! О чем это она? Какие мальчики, какие девочки? Что это вообще за такое? Это что же, насолить мне? Помучить, отбить?
Постой, постой! Ну, конечно же. Все средства хороши. Главное, как она говорила, это захватить и затащить на себя. Так, что ли?
Укуталась, выхожу. Нет, меня просто выносит на кухню. Лариска сидит со стаканом в руке, перед полупустой бутылкой вина. Ага! Назюзюрилась, вот и метет черт знает что. Успокаиваюсь.
— Садись! Выпьешь? — Предлагает она, пьяным голосом.
— А, мы брезгуем? — Тянет она. — Мы же хотим быть чистенькими.
Не желая сломиться перед ней, я говорю, что и я с удовольствием выпью.
Второй час за окном. Темень во дворе и только от нашего окна уходит в темноту яркая дорожка света, заставляя блестеть в темноте темно-зеленые листья старой черешни. Мы сидим, абсолютно раздетыми, за кухонным столом и содержательно беседуем о половой жизни и вообще. О нем и о ней, обо мне. Она все говорит и говорит, а я больше слушаю. Я встревожена, не на шутку.
— Как ты думаешь, почему я ревную его?
— Правильно! Потому, что люблю! А ты?
— Почему ты сидишь со мной и пьешь? Правильно! Потому, что уважаешь меня и его!
— Как ты думаешь, я спала с ним? Что ты молчишь? Ага! Испугалась? Как я тебя подъепи-пила. — это она пьяная стала матюгаться, подумала я и говорю ей, чтобы она прекратила ругаться матом. Все эти слова буду заменять на …пи-пи. Вы уж простите! Но она пропускает мои слова, что называется, мимо ушей и продолжает в том, же духе.
— Что, ты вообще понимаешь во всем в этом? Девочка?!
— Что, не девочка? Что? Ну, ты меня запутала совсем! Скажи точно! Ты целка? Не епи-пилась еще? Нет? Ни слышу? Громче!
— Ну, ты даешь! Сколько тебе лет, детка? Восемнадцать и ты еще не епи-пилась? Не верю! Наверное, в ж… давала? Что? Не нравится? Не пойму? Давала и не понравилось? Нет? Ты меня опять путаешь! Так давала ты в ж…. или нет? Нет, и не давала!
— А я, давала! И понравилось! Ему и давала! Что? Не веришь? Ах, вру я? Что? Смотри. Нет, ты посмотри и прочти. Да, да! На самом колечке, надпись. А ты возьми, наклонись и прочти! Ах, не хочешь? Ну, ладно, Я опять тебя подъепи-пилась.
— Доверчивая еще. Так нельзя. Похитрее, надо быть, поняла. Как я!
— Вот ты почему слушаешь мое варняканье? Потому, что не знаешь ты, вру я или правду говорю? Давала ему или нет? Вот, так-то! И про ж… мою, не поймешь. И вообще, ничего не поймешь! Вот так-то.
— А ты, ничего. Брату понравилась, Витютику и мне. Скажи? Кому ты первому дашь? Думаешь, Валерику? Что? И не думаешь? Ну, тогда мне бояться нечего. Первой буду я! Я зря боюсь. Ведь я с дурой сижу и пью. С самой настоящей дурой.
— Ты хоть понимаешь, что это значит для женщины, давать? Знаешь, что это такое? Да, нет! Ты не знаешь! То, что ты мямлишь? Это техника. Как подлезть, как встать. Все это не то. А ты знаешь, что мы самые совершенные машины любви! Нет, самые, что ни на есть, совершенные сучки! Я вот могу, и с мужчиной, и с мальчиком, и с братом, и с девочкой, и с женщиной. А ты, ты так сможешь! Это от природы дано. Поняла? Мне дано, а тебе не дано! Что? И тебе дано? Ну, тогда ты, еще большая сучка. Тебе дано, а ты? Что ты? Чего ждешь? Думаешь, что оно само к тебе придет? Такого нет в природе. Бабе надо епи-питься самой. И никакая мама, ни папа тебе не помогут. Поняла? Они за тебя епи-питься не будут. Ну, теоретически, могут, и думаю, с удовольствием. Ну не дуйся же, я пошутила так.