Она говорит и не замечает, как больно стискивает мою руку. Потом она еще что-то такое говорит о ней в превосходных степенях, но я уже не слушаю, я замолкаю. Я все! Я уже не я! Я была, да вся кончилась, вышла. Я ухожу от нее, моей двоюродной сестры, моей родной и любимой Маринки, с каждым ее новым предложением о той, не обо мне, а о ней. С каждым новым словом о ней я все дальше и дальше отделяюсь и ухожу от нее.
Еще несколько минут я удерживаю себя подле нее, в надежде на какое-то чудо с ее возвращением, а потом, уже не в силах выслушивать эти превосходные слова о ней я, ссылаясь на желание, встаю и медленно, как побитая собака плетусь через всю нашу комнату к двери. Иду и знаю о том, что сейчас я выйду и закрою за собой эту дверь, как символ нашей с Маринкой дружбы, как наш спасительный щит. За ним, мы прятали наши волнения и воспоминания, за ним, мы долгими вечерами, когда уже спала ее мама, продолжали доверительно шептаться в ночи и вместе старались понимать и распутывать этот сложный клубок, который называется жизнью. Все! Вот я открываю и почти плача навзрыд, закрываю за собой нашу дверь.
Глава 5. Сисячная революция
Той же ночью мы почти не спали. Ни я, ни Маринка. Всю ночь мы ворочались и только под самое утро заснули, как убитые. Тетка пришла с дежурства и не ожидала застать нас спящими. Забеспокоилась. Когда Маринка первой выскользнула за дверь, не утерпела, то я услышала, как ее о чем-то спрашивает мать, при этом я слышала несколько раз, как она повторяла эти слова: менструация, цикл. Что это она? Зациклилась прямо на этих понятиях. У меня, всего того, о чем она спрашивала, еще не наблюдалось, и я знала, что у Маринки тоже. Знала, что сестра уже давно должна была бы начать фунциклировать, как она сама об этом говорила. Но что-то не срасталось, или наоборот, не выросло и ее мать по этому поводу, сокрушалась. А Маринка, наоборот, была этому рада и разговоры об этом ее раздражали. Поэтому, когда она вернулась и шла к кровати, то я услышала, как она ругалась в сердцах, по поводу этих расспросов матери. А потом она позвала меня к себе. Я с радостью выскочила с кровати и перебралась к ней. Мы обе были рады опять оказаться вместе в одной постели, как прежде. Но только мы начали обниматься, искать любимые позы, как услышали за дверью, что мать разговаривает с кем-то. А потом, дверь открылась. Мы во все глаза уставились. Мать стояла в проеме двери, а за ее спиной красовалась Юлька и все пыталась нас высмотреть.
— Вставайте девки! Хватит валяться! К вам пришла Юля с приглашением. Вот, послушайте. — Она отступила, давая место Юльке.
Юлька, такая красивая и счастливая, в красивом синем платье, с прической и подведенными глазами просто сияла посреди комнаты.
— Можете меня поздравить. У меня день рождения и я приглашаю вас к себе на обед, к часу дня. Жду вас обеих, с мамой. Ну, а если можете помочь, то помогите мне приготовить что-то вкусненькое.
Вот тебе и поспали. Тетка и Юлька вышли, а Маринка сидела красная, как вареный рак и все повторяла.
— А я и не знала, а я и не знала, что у нее день рождения. Как же так? Как же так?
Потом началась готовка, возня на кухне. Меня уже дважды гоняли в поселок, за покупками и я, к двенадцати часам, просто возненавидела Юлькин день рождения. Тем более меня просто задергала Маринка. Особенно, когда на кухне появлялась Юлька. Маринка терялась, что-то роняла и просто не знала как себя вести. Но Юлька ничего этого не замечала, она чувствовала себя превосходно и все время об этом радостно твердила. Еще бы! Мы ведь знали, чему она была обязана за такое свое состояние. Я впервые стала понимать, что значит для женщины секс. Наглядный и радостный пример все время мелькал перед глазами. Наконец все было закончено и стол накрыт в саду, под ветками черешни. Теми самыми, под которыми мы с Маринкой прятались прошедшей ночью и видели задранные вверх ноги этой счастливой именинницы. Сначала мы сидели вчетвером, а потом тетка ушла, ссылаясь на усталость от дежурства, прошедшей ночи и мы остались втроем. Маринка опять стала заикаться и, то краснеть, то бледнеть, вижу, как она напряжена. Юлька, ничего не зная, вместо того, чтобы отстать от Маринки, наоборот, подсела и обняла ее за плечи, стала целовать лоб и расспрашивать. Та, вообще стала просто отключаться на наших глазах. А так, как мы все-таки выпили вина больше, чем нам разрешалось, то Юлька упросила, а затем, просто затащила, упиравшуюся Маринку к себе во времянку. Я зашла следом, и мне было смешно видеть, как Маринка размякла от всего происходящего и просто расплылась, как свеча под руками Юльки, позволяя себя раздеть до трусов, а потом рухнула в ее постель. При этом она так разнервничалась, что сначала не поднимала даже глаз, а потом и вовсе все делала с закрытыми глазами. Вернее, позволяла Юльке с собой это все проделывать. Ну и дура же! Думала я. Ты еще попомнишь и не раз вспомнишь обо мне. Твердила я, глядя на Маринку, словно опьяневшую от любви. Я за себя отомщу Юльке. За тебя и за себя!