Когда он губами сосок прижал, я, как будто бы улетела. Так мне стало хорошо, так меня словно потянуло куда-то всю к нему, к соску этому. Возбудилась сразу же, вся дрожу. Ведь я все отлично понимаю, что это все запретное. Но сделать с собой ничего не могу, меня, словно подменили, как будто бы и не я это, а какой-то другой человек из меня вылез, женщина необузданная и страшно развратная. Говорю ему, соси. Соси, а то задушу! И за горло его держу, крепко сжала. Он на меня смотрит, а я улыбаюсь ему и еще раз. Соси же, ты! Ты, что, хочешь, чтобы я тебя задушила? Он несмело, а потом ничего, осмелел, во вкус вошел. Еще бы! Никакая бы женщина на земле не смогла бы ему такого предложить как я, сестра его, любимая. Потом, пока он сосал, я их к нему по очереди рукой подталкивала, чтобы ему было удобнее. Он толкается, брыкается. Но я наклонилась над ним и прижала его лицо сиськами, а сама рукой к нему и только дотронулась, как все поняла. У него такое возбуждение, что член его просто выскочил мне в руку. Он мычит, а я ему спокойно так, говорю. Вот видишь, как твой организм ждем меня, а ты брыкаешься? А ну-ка, прекрати! Не дергайся, я все для тебя устрою. Только стала на нем туда-сюда кожицу двигать, как он разу же кончил. Да так сильно, что мне даже на лицо кое, что попало. Сижу, счастливая! Мне так хорошо, что на меня мужчина впервые кончил, ответил на мои ласки! И кто? Братик мой, самый любимый! Добилась своего. Вся рука в сперме и на одежде. Он сразу обмяк и стал паинькой мальчиком. Я его осторожно уложила и трусиками своими обтерла. А потом в ванную ушла и как только дверь закрыла, то рукой к себе, и буквально от двух движений сразу же до оргазма себя довела. Да такого, какого еще ни разу в жизни не испытывала.
Вот так мы стали мужем и женой, но только на руках и губах, без сношений. Но все к тому шло. Я то, кроме страсти необузданной, опыта никакого не имела. Понятия не имела, как с мужчиной обращаться, все по наитию, да понаслышке. Матери, ни слова. Она почувствовала и видит, что что-то между нами происходит, и решила от греха подальше меня спровадить. Сначала к себе в комнату отселила, не оставляла одну, все время при себе, а потом решила, что я в десятый класс не пойду, а поеду учиться на медсестру. Вот так я туда и попала. Благодаря маминым заботам. Ну и правильно, ведь? Как ты считаешь?
Я поражена всем ее откровением и молчу. Еще бы, от кого же услышишь такого признания? А ведь же, так бывает в некоторых семьях, и молчат об этом. Но, стоит ли говорить об этом? А вы как считает? И надо ли им мешать, ведь все с любовью и чувствами у них там!
Глава 9. Бал Наташи из Ростова
Отскочила и звонко задребезжала по полу, пустая винная бутылка. Я случайно сшибла ее ногой, когда стремительно заскочила в кабинку, после долгого и терпеливого ожидания своей очереди в туалет. Это ожидание сопровождалось ежеминутными стрессами и разочарованиями. Сначала две девчонки заспорили из-за очереди, потом еще две сцепились и яростно пререкались по тому же поводу. Остальные стояли и обреченно ждали. С облегчением вздохнула и все еще пытаюсь не дышать. Все помещение туалета утопает в густом табачном дыму. Девочки успокаиваются и расслабляются. Пока я делаю свое дело, слышу еще одно звонкое дребезжание по полу. Очередная порция успокаивающего зелья, принятая прямо из горлышка, моими сотоварками, делает свое действие. И пока я поправляю одежду, то слышу взрыв громкого и не приличного смеха и смачный мат веселой рассказчицы.
— Он меня обнимает. — Неестественно громко говорит одна. — А я ему сунула руку, схватила за х… и драчу, и драчу!
Я замечаю ее раскрасневшееся лицо, пьяные глаза, как только выхожу из кабинки, пропуская на свое место, очередную нетерпеливую девицу. Я почти сталкиваюсь лицом с пьяной рассказчицей, окруженной такими же ярко накрашенными и явно пьяными девицами. Пробираюсь в табачном дыму и с трудом уклоняясь в тесном проходе, отгороженным ими своими телами, пытаясь побыстрее выбраться из этого прокуренного девичьего омута.
Я не очень-то хотела идти на танцы к ее брату, в училище. Но Лариска, так яростно наседал, что я была вынуждена отступить.
— Иначе, зачем же ты сюда ехала? — Восклицает она. — Ведь там знаешь, какие мальчики? Прелесть! Чистенькие, свеженькие, подстриженные и самое главное, они наши! Да! Да! Они будут наши!
— Как только зайдешь, сразу хватай пятака и тащи его на улицу, сразу же прячь от других девок. Не давай ему опомниться, ври ему что хочешь, но держи крепко и, ни на секунду не выпускай. — Поучает она.
— Ты, я вижу, ни разу на танцы-то не ходила в военное училище? Ты все можешь просрать, милая! Поэтому слушай меня и действуй. Слышишь!
— Самое главное, бери его в оборот и тащи от всех этих сучек подальше, в сторону.
Я возражаю ей и говорю, что как же я так сразу могу узнать, кто мне нужен? А она таращит глаза, а потом в сердцах мне.
— Ну и дура же ты! Как ты не можешь понять, о чем я тебе твержу. Хватай пятака! Ты поняла?
По тому, как я моргаю глазами и совсем ничего не могу понять, про эти ее пятаки и то, что их надо куда-то тащить, от того она понимает, что я и есть та, о ком она говорит. Я, провинциальная дура! Она стоит передо мной обнаженная по пояс, только в красивых и легких трусиках, выпирая красивыми, обнаженными грудями, с бигудями на голове, а в руках все еще держит горячий утюг, которым только что старательно гладила свое и мое платье.
— Ну, хорошо. — Уступает она. — Пятаки, это выпускники, пятый курс, это без пяти минут офицеры. Ты поняла? Офицеры! Догоняешь? Это, офицеры и ты можешь запросто стать офицершей! Ты, поняла? Девочка?
— Вчера ты была кто? Студенткой, продавщицей или сраной медицинской сестрой, а теперь ты сразу же станешь офицершей! Ты поняла, наконец? Чувствуешь разницу?
Я молчу и опять, еще хуже все понимаю, а вернее, уже ничего не понимаю окончательно. В голове одни только пятаки, да эти офицерши. А где же чувства, где же любовь? Где он? Красивый и ладный, стройный и вежливый пятак, будущий офицер? Как я увижу, как я найду его? Моего?
Говорю ей об этом, а она еще сильнее возмущается. Распаляется и уже совсем, как мне кажется, молотит какую-то чушь.
— Ну, какая тебе разница? Кто он, да какой? Все они одинаковый, как оловянные солдатики. Все чистенькие, аккуратные, хорошие мальчики. Там плохих нет. Это же элита!
— Ведь главное, это привлечь, а точнее, отшить от него всех этих сучек и на себя поскорее его завалить. Ты поняла? Чудо заморское.
Соглашаюсь, только для видимости. Не согласна, но свое дело она сделала, и я уже начинаю внутренне ощущать напряжение и желание найти его, моего и бороться за него. Я по наивности уточняю.
— А как, я найду его, пятака?
В сердцах, она даже чуть ли не бросает утюг. Вот этого-то ей не понятно.
— Да, на них же все написано! Вот здесь, на рукавах! Пять, галочек, это пятак, четыре галочки, четвертый курс. Ты поняла, наконец-то. Горе! Да на ленточку не попадись, твой, должен быть в мичманке. — Уточняет. — В беске, то есть в бескозырке с ленточками, то двоечники или те, у кого карьеры потом не будет. Ты, как его на улицу потянешь, так сразу же и узнаешь. Если он выйдет в мичманке, твой. Ну а если беску наденет, с ленточками, то сразу же отрывайся от него. Бросай и линяй в сторону. Ты все поняла?
Подъезжаем в окружении невест. Все девчонки, что едут с нами в троллейбусе очень красивые, как мне кажется, они все разодеты, как на свадебный вечер, в туфлях на высоких каблуках и все с макияжем. Едут группками, и только несколько девчонок одни. Ту же картину я вижу, пока мы цокаем по асфальту, сливая наши постукивания в общий клекот горлиц, невест. Мы подходим к воротам училища, и я уже чувствую, напряжение и волнение моих окружающих спутниц.