— Ты, что? Отвали, от него. Поняла? Я его привела, и я с ним уйду!
— А то, что? Что будет?
— А то, что ты сама себя епи-пить будешь сегодня, поняла? Не видать тебе, как собственное очко, его торпедного аппарата!
— А ты, что же? Уже залегла на него? Он тебя, что уже бомбит?
— А то не твое дело, медсистриска! Губы свои подотри, а не то я …
Не стала я ждать и так ей под дыхала дала, что она сразу же согнулась в три погибели и заныла.
— Ты, что? Дура! Чего ты дерешься?
А я, толи от тоски, толи от ее унижений, а может и от выпитого, схватила ее за хвост, потянула и говорю.
— Вихляй, от него и забудь. Сама себя епи-пи. Ты поняла? — И уже сообразив, что теперь мне не отвертеться, и все надо доводить до конца, иначе нельзя, бабы не поймут, говорю.
— Сегодня я буду стрелять и все торпеды мои. А ты обойдешься! Ты поняла, сучка!
А потом? Потом на меня посыпались эти самые бомбы и торпеды и начались мои с ним срочные погружения для его торпедной атаки.
Вот лежу и все это вспоминаю, спать мне после его торпедных атак и бомб глубинных. Ой, и глубинных же! Спать после бомбежки моей лодочки совсем не хочется, к тому же за окном все время светло, весна и приближается полярное лето.
Глава 18. Как надо Родину защищать
Пока не пришел с моря Витютя, я еще немного погуляла. Попадала под чьи-то случайные торпедные атаки, да глубинные бомбежки. Ничего, так. Старались морячки! И не только, кстати, офицеры. Но и другие любители нашлись, помогла скандальная волна, что тогда в общежитии поднялась. Облегчила им доступ к моей лодочке.
Потом мы все-таки встретились, наконец. Почему так, да по тому, что Витютя оказался очень хороший специалист, как оказалось, и его все время перебрасывали с одной лодки на другую. Он сутками там возился и вскоре весь дивизион сдал какие-то там задачи, на отлично. И вот же эта флотская служба! Его бы так и дальше пинали, да унижали, если бы я, в один прекрасный момент, не встряхнулась и за него не заступилась.
Ведь он, как я потом узнала, что-то такое, сначала на своей лодке так отремонтировал и настроил, что они отстрелялись на отлично и его командир и старпом, муж той самой скандальной сучки, по благодарности от командующего флотом получили. А потом, тот старпом, ушел учиться и на повышение пошел, со своей заносчивой офицершей. А моего Витютю, потоптали еще, потыкали носом — на виду у всех и вместо благодарности и спасибо, нахамили ему и выговор влепили, за его плохое руководство людьми и подчиненными.
Я об этом узнала. Мне его друзья рассказали. Оказывается, его очень уважали, все те, с кем он служил, и они его, как могли, подбадривали, но молчали. Спаивали, конечно же, за его труды, на каждой лодке, но никто не заступился. Тоже мне друзья! Его бы так и заклевали. Я как узнала, так мне его так стало жалко и за него обидно, и я ему сказала. Что этого я так не оставлю и со всеми там разберусь. Пусть я плохая офицерша буду, и спать с его начальством не буду, да угождать, может ему, всю карьеру сломаю выходками своими, а его в обиду не дам. Не справедливо это!
Пошла, записалась на прием к начальству и не только его доброе имя восстановила, но и как следует, им хвост начистила, за то, что они к женщинам, офицершам, не по-человечески относятся.
Где, говорю женская консультация, почему женщины должны каждую неделю ездить в областную больницу? Почему не узнали, что им беременным нужно, пока их мужья Родину защищают? И, говорю, глядя на Ивана Тимофеевича, не сплетни надо по общежитиям ходить и собирать, а организовать амбулаторную, процедурную, кабинет смотровой для женщин. Что, говорю, тяжело кварцевание наладить? Ведь им же, беременным не хватает ультрафиолета? Или, говорю, вместо вашей, вечно пустой комнаты воспитательной работы, вы бы лучше организовали спортивный зал с тренажерами и массаж. Пенку кислородную и витаминную профилактику для беременных и детей. Я еще много чего им наговорила. Да так, что смотрю, заелозили. Раскраснелись. И что называется, достучалась.
Меня потом в женсовет выбирали, но я отказалась, причина была весомая.
Мысль поступит на работу в Аэрофлот, все сильнее меня доставала. Я даже затеяла переписку с нашим соседом летчиком, по родительской квартире и он согласился мне помочь. У него были знакомые.
В самый разгар событий и моего триумфа в гарнизоне, мне неожиданно пришел вызов на отборочную комиссию стюардесс, в Аэрофлот.
Помню, как мы лежали с Витютей, а мы уже стали встречаться и даже пробовать жить вместе, и я очень хорошо помню, как у нас все стало получаться. Кстати, и его чуду, во мне место нашлось, и я его очень даже полюбила за это. Так вот, лежали, обнявшись, и он все уговаривал меня не ехать и оставаться. К тому же меня начальство стало замечать и уважать безмерно, так как все женщины меня буквально на руках стали носить и уговаривали принять новенький медпункт для детей и женщин всего нашего гарнизона. Его буквально за неделю организовали под моим чутким руководством. И аппаратуру всю, какую я заказала, привезли, и мебель, даже кресло гинекологическое. Умора была с этим креслом! Это же надо! Его хотели потихонечку завезти, но получилось, на глазах всего мужского населения гарнизона. Его везли, как самую важную персону, под охраной нескольких матросов и офицера, а потом, торжественно, под восторженные и насмешливые крики, при скоплении большого числа людей, торжественно занесли на руках, и поставили в новеньком кабинете медпункта. Да и желающих работать в нем женщин, за небольшую оплату, нашлось предостаточно и все на меня уже как на заведующую смотрели и со мной все вопросы решали.
Я уехала раньше, чем по гарнизону издали приказ — по поводу улучшения, как в нем говорилось, бытового и социального обслуживания жен защитников Родины и детей военнослужащих. Этот приказ наделал много шума и даже в Москву ушел, как пример отношения начальства к подчиненным и особенно, к женам. Но я уже этого всего не знала, так как меня зачислили на курсы стюардесс, и я ступила на первую ступеньку к своей, собственной, новой жизни.
По ступенькам которой, шла и иду все это время, высоко подняв голову и развернув плечи, на которых никогда больше не будет лежать тяжелые обязанности и блестящие погоны офицерши!
Глава 19. Послесловие
А потом? Потом я стала летать и все старалась попасть туда, на рейсы Аэрофлота. Но мне все реже и реже, удавалось это, а потом меня перевели на внутренние и протяженные линии. Сначала, вглубь страны, а потом, после налета трех тысяч часов и присвоения первого класса, стала работать на международных рейсах. Сказались знания языков, мед. образование, здоровье, отсутствие семейных забот и внешность.
Вскоре, после моего отъезда, служба у Витюти опять затормозилась, и он перехаживал в прежнем звании. Все, что я смогла, для него сделать, напоследок нашей совместной жизни, приехала и добилась его перевода на военно-морскую базу Камрань, куда заскочила потом пару раз, а следом, мы расстались окончательно.
Я ему сказала, что к нашей семейной жизни, подходит пословица о лебеде, раке и щуке. Лебедь — я, он — щука, а отношения наши с ним раком и пятятся назад, поэтому, расстаемся, ведь дальше уже ничего не получиться.
Уже позже, потом, уходя из Аэрофлота, я узнала, как меня зачислили на учебу стюардесс. Место я получила, благодаря тому, что в отряд пришло большое письмо с благодарностью мне из нашего гарнизона. Письмо с просьбой, меня зачислить за подписью ста пятидесяти семи женщин.
А одна из подписей, стояла внизу отдельно. После фамилии, следовала запись:
«Капитан первого ранга, герой союза», фамилия и имя, вот с таким отчеством, «Иван Тимофеевич».
2011. Белград