Ну, а потом, это вечное, неистребимое женское любопытство. Особенно все, что связано с сексом и любовными отношениями? Ну, разве же можно все это было осуждать? А вот, в какой форме все это выливалось, так это вот можно и нужно. Но о нас, расскажу, как — ни будь позже, а пока вспомнила, как я помирилась тогда.
Мы искупались и лежали рядом голышом. Маринка отвернулась, но все равно лежала рядом. Одна подстилочка была, на двоих. Я первой не выдержала.
— Маринка? Ты прости меня за вчерашнее. Хорошо? Я сама не знаю, как все так получилось. Ведь я же хотела только ей насолить за тебя. Заревновала я.
Маринка повернула голову и смотрит мне в глаза. Мы лежим так близко, что я даже вижу, что у нее в зрачках радужка в середине зеленая, а по краям серая. Очень красивая.
— Ты сейчас правду говоришь? Или опять врешь? Поклянись!
— Мамой клянусь!
— А зачем же ты осталась с ней? Ведь ты же уже отомстила, как ты говоришь? Зачем же ты опять к нам полезла? Да еще без трусов?
— Не знаю? Как увидела тебя с ней, так уже не могла тебя одну с ней оставить. Может от того, что это я ее так подготовила, а она на тебя подумала. Она ведь со мной все время была, а потом на тебя с благодарностью переключилась. Обидно стало. Ты же ведь, все время спала.
— Да не спала я!
— Как?
— Да вот так! Я наоборот, решила с ней наедине остаться, вот и притворилась, что мне дурно. А потом легла к ней на постель и ждала, когда она ко мне придет. И дождалась! А тут ты, с ней. Я еще тогда подумала, что ты ее уложишь и уйдешь. А ты?
— Ну, скажи мне? Зачем ты к ней под лифчик полезла? Ты, что? Хочешь стать, как те девки? Проституткой стать хочешь? Или с девками сношаться? Хочешь шалевой стать, подзаборной? Знаешь, их, сколько развелось? Куда не посмотри, всюду давалки и сосалки! Ты так хочешь?! Стать одной из них?!
— А, что? Можно? — Съязвила я от такого сравнения и унижения.
— Дура, ты и малявка еще! А, что это ты, насчет женщины? Ну, что, мол, я стала женщиной! Как это понимать? О чем ты?
Я молчу. И не потому, что мне нечего возразить, а потому, что хочу не испортить все окончательно. Ведь я рада тому, что она со мной говорит, значит не все еще потеряно!
Она вопросительно смотрит на меня и в ее глазах, таких родных мне и близких уже не видно озлобления, а скорее желание разобраться во всем. Я молчу, и она отворачивается. А потом я вижу, как ее спина вздрагивает. Плачет. Положила руку к ней на плечо, а она его сбрасывает. Я опять. И так несколько раз. А потом, нет, успокоилась. Я лежу рядом и притиснулась к ней, прижалась всем телом. Ощущаю ее и радуюсь, что не толкается. Потом стала гладить ее. По спине, по бедрам. А потом осмелела и по попочке. Она все так же лежит смиренно, отвернувшись, а потом ели слышно говорит из-под руки.
— А меня на лечение хотят отправить. В школе был врач, и нас осматривали, ну, как женщин, в кресле таком. Меня и еще двух девочек потом врачиха к себе пригласила, для беседы. У нас еще не было месячных, а у всех девчонок уже были, а у некоторых, начались давно. Врачиха сказала, что мне надо заняться собой, что я должна себя обязательно там трогать, а лучше, если бы у меня завелся бы кто-то. И книжку про все такое мне дала. Я ее начиталась и решила, что мне надо начать что-то делать с собой. Потрогала себя, но мне как-то стало стыдно. Тогда я решила, что можно с тобой. А потом узнала, что раз мы сестры, то этого делать нельзя. Вот и решила я, что буду с Юлькой. Пусть меня трогает и может потом уж я сама. Вот, почему я к ней забралась.
Молчит. Я вся просто сгораю от стыда. Вот же! Как же я так! Как же я могла такое про нее подумать? А потом с Юлькой?
— Прости меня, Маринчик. Дура я, дура. И дров наломала с этой Юлькой. Ты простишь меня, сестричка? Я ведь так тебя люблю, ты даже не представляешь? Ведь я тогда так хотела услышать от тебя, что влюбилась ты не в Юльку, а в меня! Ты, даже не представляешь, как я тогда хотела этого. А сейчас? После всего, что случилось, мне даже легче стало, честной слово! Ведь, если бы тогда ты призналась мне, мы бы с тобой могли таких дров наломать! Страшно подумать. Это когда между родственниками, да еще между девочками. Ты представляешь?
Маринка поворачивается ко мне и смотрит в глаза, прямо в самую душу. Я не выдерживаю и целую ее лицо.
— Ведь я же тебя обожаю, ты для меня самая лучшая, ты моя самая верная подруга и друг. Я люблю тебя!!!
— Но, но! Полегче. Только, как сестра, по-дружески. Ты поняла, драндулетка!
Так я и остаюсь в ее жизни сестрой, любимой драндулеткой.
Юлька больше не объявлялась. Потом я узнала, что она вышла за муж и нарожала детей. Маринка, все-таки лечилась, а потом, встречалась с парнями и вскоре зафунциклировала. Сейчас она врач, муж и семейство. Ну, а я шла по жизни, еще несколько лет одна, вслед за своим запутанным клубком жизни, пока не вышла замуж. О чем я хочу рассказать. Вот, а теперь читайте, об офицершах. И как ими становятся некоторые девочки, вроде меня. Все дело в случаи? Или как?
Глава 8. Развалка
Я училась в медицинском училище и на следующий год должна была его заканчивать. Училась так хорошо, что мои фамилия, вместе с другими отличницами должны были в скором времени, так же появиться на училищной доске почета. А пока я закончила очередную учебу и после месячной практики в местной поликлинике мы, с моей новой подружкой по училищу Лариской, собирались выехать к ней домой. Я наконец-то уступила ее доводам и соблазнилась ее заманчивыми рассказами о купаниях в Черном море. К тому же, она очень хотела познакомить меня со своим старшим братом, Валерой, который оканчивал военно-морское училище. Фотография и ее восхищенные рассказы обещали очень хорошие перспективы. Только вот для кого? Мне не хотелось выскакивать замуж, хотелось другого, и я, в тайне ото всех, готовилась стать стюардессой. Потому и выбрала мед. училище, а еще, штудировала английский. Я уже знала сербский, так как мама моя была на половину сербкой, а отец мой был русский. Чистокровный русак, от которого я унаследовала чисто русские черты лица, с выступающими скулами, густыми ресницами и бровями. От мамы я получила в наследство густые и темно-коричневые, почти черные волосы и прекрасную фигурку. При своем росте сто семьдесят пять сантиметров я была изящной и гибкой, но и фигуристой девушкой. Единственным своим недостатком я считала, что у меня слабо развита грудь, где-то в пределах второго размера и слишком большая подвижность во всем, так как весила очень немного. Поступать в стюардессы меня надоумил наш сосед по квартире. Отставной летчик, он поселился и проживал с семьей в соседней квартире и часто сидел с отцом за столом, беседовал и немного рассказывал о своей летной профессии. Я вертелась около и все время с затаенным дыханием слушала эти истории, которые ложились на благодатную почву. Я ведь втайне мечтала летать. От него же я вскоре узнала, что летать мне уже поздно, раньше надо было беспокоиться об этом, а вот в стюардессы я, по его мнению, вполне подходила. Как же он оказался прав!
А пока, мы с Лариской, подходили к ее дому, на городском холме, этого яркого и вечно белокаменного города, у самого Черного моря. Я была заворожена красотой и архитектурой, видами на большую бухту с темно синей водой и военными кораблями, которые теснились в ней. Их было столько, что некоторым не доставало места у причалов, и они стояли на бочках, так говорили моряки, посредине бухты. Пока мы шли по красивой и тенистой улице мимо нас уже несколько раз проходили чистенькие и аккуратно одетые в белые форменки с гюйсами, такими отложными воротниками, красивые матросики. Я покосилась на них, а они, заметив, радостно помахали в ответ мне рукой.
— А ты, уже делаешь успехи! — Заметила мне Лариска. — Я представляю, какой ты поднимешь переполох в училище, когда мы придем с тобой на танцы.
Я и не думала об этом, мне просто все вокруг нравилось и эти белокаменные дома, помпезные сталинки, с большими балконами и матросики. Откуда же мне было знать, что все это скоро станет, частью моей жизни?