На следующий день она повезла меня на пляж, вопреки ее просьбам сходить вечером с ней к брату в училище. Она сбежала от меня к нему сама, в тот же вечер по приезду, оставив меня одну в большой и просторной квартире, с высокими потолками и видами на бухту. Родители ее отдыхали в это время в России и гостили, у ее бабушки, и мы, практически оставались одни. Чему, я, с некоторым смущением, обрадовалась.
Перед поездкой на пляж я, по ее просьбе, надела купальник и она его, тут же забраковала.
— Такие купальники носят на речке, а на море надо быть вот в таких. — Поучала меня Лариска, демонстрируя передо мной очень открытый и смелый, какой-то заграничный покрой.
Она довольно свободно переодевалась при мне и особенно не стеснялась. При этом она долго возилась с купальником, оставаясь передо мной с оголенной грудью. Я уже привыкла к этому и с удовольствием смотрела, как ее большие и отвислые груди, и вовсе не девочки, мотались передо мной в разные стороны. Я их видела в течение последнего полугода, так, как после выпуска старшего курса нас переселили на их место, в двухместные комнаты и мне в напарницы по комнате досталась она.
Скажу несколько слов о ней.
Соседство с ней мне запомнилось сразу же по тому, что Лариска вообще не стеснялась моего присутствия и могла ходить или сидеть нагишом в комнате и даже пытаться делать в таком виде зарядку. Через несколько дней, однажды ночью я проснулась от ее томных вздохов, и уже было собралась встать и разбудить ее, когда поняла, от чего она так постанывает. Она мастурбировала. Я не могла все видеть, но то, что она, не стесняясь моего присутствия, делает это при мне, это меня просто шокировало. Наутро, я набралась смелости, и пока мы поочередно причесывались и одевались, спросила ее об этом. Она, нисколько не смущаясь, спокойно, повернулась ко мне и спросила, вместо ответа.
— А ты? Ты разве не мастурбируешь?
Вот же? Я растерялась и замялась, а она приняла мою растерянность за согласие и ответила.
— Вот видишь? Ты тоже, а у меня спрашиваешь? Зачем? Хочешь вместе?
И, не дожидаясь моей реакции, она продолжала.
— А ведь я не только с подружками, но и с братом своим мастурбировала. Что не веришь?
Я вообще ушла в аут и потом на нескольких парах, все никак не могла отделаться от этих ее высказываний. Но это был только первый эпизод, а второй развернулся сразу, же по ее возращению от брата, из училища.
Вечером, когда мы остались опять вдвоем она, после чая, подсела ко мне на кровать и, посидев, молча, несколько секунд, предложила.
— А как ты посмотришь на то, что бы нам жить вмести?
Я ее не поняла и ответила, что мы и так живем вместе.
— Нет, это не совместно, а вместе. Ты понимаешь разницу?
— Да, нет, что-то не догоняю. — Лепечу я, хотя прекрасно догадываюсь, о чем это она.
— Ну, я так, сказала, к слову пришлось. Ты не отстраняйся, подумай. Я ведь знаешь, какая доверчивая и открытая, а еще очень влюбчивая? Ты, что же не веришь?
Потом, когда мы легли, потушив свет, и я все никак не могла оправиться от ее предложения и все размышляла над ее словами. Видно и на тоже, потому, что спустя минуту вдруг начала рассказывать о себе, хотя я ее об этом не просила.
Вот, что она мне рассказала о себе и брате.
— Ты знаешь? Я ведь выросла в такой интеллигентной семье, что с самого раннего детства только и слышала от родителей между собой, эти муси-пуси. Они иначе и не разговаривали. Так были заняты собой. А мы с братом, подрастали практически во дворе и все время на улице. Школа и улица. А разве на ней, чему-то умному и стоящему научишься? Все разговоры только о письках и сношениях. Но тогда эти сношения по-другому назывались, своими истинными, матюгливыми словами. И мы, даже стишки такие выучивали, дворовые и блатные. Про Ваньку, который за копейки показывал, сама знаешь что. Или еще про каких — то там уличных и народных героев Маньку, да Ваньку. Так, что я все время моталась за братиком старшим и быстро все впитывала с улицы. Когда подросла, то уже все время в дворовой компании была. Сначала с братом, а потом он ушел в училище, а я на его место. А чем дворовые детки в городе занимаются? Летом на море в карты, а осенью, весной и зимой? Правильно! Только этим и занимаются. Сначала, курить, потом пробовать выпить, ну а потом и на секс потянуло. Возраст подошел. Так как я была своя, что называется в доску, то и была допущена в святая святых, в наше секретное место. Развалкой, это святое место называлось, почему-то.
Мы его, это место, открыли за пустырем, рядом с нашим двором. Развалка эта представляла собой стены от разрушенного в войну домика, да большой и просторный подвал под ним, это все, что осталась не тронутым еще после войны. Стояла она на таком неудобном и малодоступном месте, что ее не тронули, при строительстве и так она и осталась на отшибе, между небом и землей. Сначала там был наш штаб, а потом это место монополизировали мой брат и еще несколько хулиганистых мальчишек. Естественно, под угрозой расправы туда никому не было доступа. Эта территория считалась как бы тотемной.
Пока мы были малыми, то и шалости наши были малыми. Малыми, то малыми, а ко мне уже привлекалось внимание. Я-то одна среди них была девчонкой. Причем оторвой, возьми да выброси. Лет в семь уже пробовала курить, как братик. И матюгалась с ними наравне и даже не стеснялась и присаживалась писать. Да и они при мне так же уже не стеснялись, и писали прямо передо мной, вытянув свои хвостики. И как-то ко мне мальчишки привыкли, что я все время с ними да с ними и уже все разговоры у нас обо всем стали общими.
Пока была малой, то особенно на меня никто и внимание то не обращал, а потом подросла, оформилась. Грудь полезла, все зашевелилось во мне. И пораньше зашевелилась, чем даже хвостики у некоторых мальчишек, моих одноклассников и мальчишек в нашей компании. Пока рядом был брат, то ко мне не приставали, все были на равных. Он у нас был главным и пользовался авторитетом. Что скажет, то словно закон, никто ему не перечил. Хулиганили, конечно, и дрались. Не раз были приводы в милицию. Родителей в школу вызывали, все было. Как не сел никто из компании, я до сих пор не знаю. Видно все дело было в родителях. Они за нас горой. Да и кто бы мог подумать, что у офицера штаба, один из командиров флотской разведки, а тут растут такие детки, бандиты?
Но я не об этом, а о том, как я сексом стала заниматься. Тебе интересно, или мне не рассказывать? Чего ты молчишь? Ну, раз молчишь, то значит слушаешь.
Так вот, брат мой хулиганил поначалу и дрался отчаянно. Отец ему несколько приемов для самозащиты показал, а он их в каждой драке воспроизводил и все драки выигрывал. Я за ним была, как за каменной стеной. Поначалу, когда я малой была, ко мне никто и не подкатывал. Кому я была нужна такая. А потом, подросла, оперилась, округлилась, и уже тут у меня не было отбоя от поклонников. Но брат строго следил за моей девственностью. Никому ни, ни, даже если бы я попросила. Ну, а если кто ко мне подкатывал из не знакомых мне, то стоило мне только назвать своего брата, как тут же претендент сдувался и смывался.
Лет до одиннадцати я все с мальчишками гоняла. И на море не стеснялась, переодевалась при них, а когда уже не терпелось, то и присаживалась где-то рядом. Заметь. В море никогда не писали. Считали это все равно, как на корабле сесть на кнехт или плюнуть за борт. Кнехт это такая железная труба или две трубы с перекладиной, на которую концы, ну канаты, с корабля подают, и они с помощью их швартуются. Поначалу пацаны пытались посмеяться, а потом им брат показал, что это делать не безопасно. Кое, кто получил от него. Так, что вскоре все, что я делала, воспринималось ими так же естественно, как между ними самими. На развалку мы приходили после школы. Мои уроки заканчивались раньше, ведь я же училась в младших классах, а пацаны, приходили уже после своих уроков. Так, что у меня было много свободного времени. Для дури, конечно же. Ну, придешь, покуришь, пошляешься. Журналы всякие, взрослые полистаешь, а что еще делать?