Смотреть на это было забавно.
Но тут я заметила, что уборщица что-то делает. Я перевела взгляд на неё. Она водила руками в воздухе. И лицо у неё при этом было умное и сосредоточенное.
И вообще, это была как будто и не наша уборщица. Знаете же, как актёр преображается? Вот он в той сцене был одним человеком, а через секунду в другой сцене — уже другой. Хоть и с тем же самым лицом. То же самое произошло и с женщиной, на которую я в тот миг смотрела.
Она заметила мой взгляд и сказала:
— Что стоишь? Делай, что я. Убирай воду.
И интонация её была совершенно не та, что прежде. Говорила как будто подруга моя стародавняя, которая знает меня как облупленную. И я — что удивительно — приняла это как должное.
Я стала смотреть, что же именно она делает в воздухе своими руками. Выглядело так, как будто она отпихивала воду назад. Я посмотрела опять на мираж. И увидела, что вода и вправду повинуется её движениям и движется назад, как если бы плёнку в фильме стали крутить в обратную сторону. Изрезанные пластинки осушались, из впадин вода утекала за пределы макета.
Но начать руками водить в воздухе? Мне? Это было как-то уж очень нелепо. Я стояла, ни на что не решаясь. Возле меня валялась действительно упавшая швабра.
И вдруг кадр сменился. Макет был другой. Это был макет нашего города. И вода заливала его. Я мгновенно узнала в белых брусочках знакомые микрорайоны, кварталы, многоэтажки. Я узнала генплан. Да это и был огромный макет генплана. Он даже в «кадр» целиком не помещался. Поэтому его «показывали» по частям. И я видела, как вода заливает стеклянную реку посреди города. Вот она уже потекла в приток, в Качу, вот начала заливать макетики зданий.
— Помогай. Чего смотришь?
И тут я не выдержала. Я сбросила сумку на пол и стала тоже водить руками. «В конце концов — это игра, причём презабавная, — подумала я. — И никто нас сейчас не увидит. Смеяться над нами — некому. А потом я её расспрошу, что это было».
И я стала гнать воду с макета вспять.
И вошла в такой раж! Мне так понравилось, что мне мираж подчиняется!
Вода явно пошла назад именно под моими маханьями. Вот она ушла из устья Качи, осушился Дворец пионеров, обнажилась Стрелка. Я так осмелела, что рукой, как мышкой на мониторе, передвинула кадр, чтобы разглядеть правый берег. Многоэтажки были по пояс в воде. Я стала выгребать эту воду в реку и катить вон с макета. И так мы развлекались (или работали?) не знаю сколько по времени. Но, наверное, достаточно долго. Потому что я, помню, сказала:
— У меня руки устали.
Она ответила:
— А ты — мысленно.
Я опустила руки и стала убирать воду мысленно. Я прямо глазами толкала воду, просто — взглядом. И это стало у меня получаться быстрей, чем руками.
Но вдруг картина на мираже опять сменилась: два чёрных выхлопа бесшумно рванули вверх перед нами, и уборщица резко махнула рукой так, как будто накрыла их прозрачным плащом. И стала руками опускать его на эти чёрные выхлопы.
Наверное, это и вовсе уж странно звучит, но я видела, и как возник плащ под её рукой, и как он взвился. Мне казалось, что я даже свист полёта его услыхала.
Это было очень забавно: будто мы сами себе кино делали. Я даже помогла ей превратить накинутый плащ в идеальную сверкающую сферу.
— Воду гони, — сказала она мне, видя, что я ей помогаю.
Я хотела сказать: «Так я её больше не вижу», — но не успела. Потому что после её этих слов снова увидела кадр, в котором вода всё ещё заливала макет.
С того момента, я думаю, мы с ней видели разные миражи. Что делала она в своём, я не знаю, а я опять стала выталкивать воду с макета. Я её всю убрала туда — не знаю куда, просто сделала так, что её не стало, и так же, глазами, стала восстанавливать все упавшие кубики-дома.
Но тут мне подумалось: а зачем я их восстанавливаю? Они же такие уродины, эти многоэтажки. И я стала мысленно на их месте строить новые здания, в моём понимании красивые. Иногда я на месте бывшей застройки сажала сад или разбивала парк. И так увлеклась этим процессом, что даже вздрогнула, когда услышала:
— Эй, не слишком ли много изменений? Может, хватит?
Я глянула на уборщицу. Она сидела на стуле для посетителей, устало сложив на коленях руки. И улыбалась мне какой-то мудрой улыбкой. Такой, какая получается у меня на тех фото, где меня щёлкают в фас мои внуки.
— А мне понравилось, — ответила я ей.
И снова повернулась к нашему миражу. Но его больше не было. Перед нами была только стена, голубая от дальнего освещения.
Я попятилась, задев швабру, и присела на стол позади себя.