– Отвали, – он задержался возле Грея, – у меня все в порядке.
– Мы оба в курсе, что это не так.
О соблазнительности самообмана Грей знал не понаслышке и осуждал всякое его проявление, как и в целом страдальческий образ жизни.
– Ты можешь корить себя сколько угодно, но заливать проблемы алкоголем – удел не самых сильных.
В пьяном мареве карих глаз мелькнула какая-то мысль, Джеймс вперился в ночь за окном. Под звездным небом вовсю бесновалось море, с плеском разбиваясь в пену о песок пустынного пляжа. Место, далекое от проклятых холмов и скал. Его выбрала Нина.
Грей в сердцах одернул себя, подумав о Нине Стелманис. Над ее именем в этом доме нависло негласное табу, никто не хотел сохранять в душе щемящие чувства. Особенно Джеймс. Грей осторожно взглянул на него из-под бровей: безутешный демон стоял неподвижно, повернувшись к шуму волн.
Джеймс запутался. С тех пор, как он познакомился с миром иначе, по-человечески, его бесповоротно тянуло к новым ощущениям. Идея познать не разгаданные ранее чувства захлестнула подобно мании, и в провинции стало тесно. Существовало ли что-то более волнующее, чем любовь? Что-то приводящее в больший восторг, чем сумасшедшая скорость и рев байка в ушах? Долгие странствия Джеймс провел в поисках ответов, упустив то, что имел.
Он питал к Нине нежные чувства, жалел о своем выборе уйти, осознавал, что отпущенное им недолгое время провел в безрезультатных блужданиях – и вместе с тем ненавидел ее за тайну, которую Нина держала при себе до последнего. Жестокий факт, что она добровольно стала марионеткой Лоркана, не мог не вызвать эмоционального всплеска.
Теперь Джеймс не знал, что чувствовал. Что должен чувствовать, а что хотел. Он не справлялся с новым переживанием, не мог подавить ярость и отвращение, которые никак не уживались с любовной тоской и… надеждой.
Картина не из приятных.
Джеймс долго смотрел на горизонт, где тьма, усыпанная звездами, сливалась с водой, и скорбно, практически шепотом произнес:
– Я делал много ужасных вещей. Обрекал смертных на страдания, убивал… Но худшее мое преступление в том, что я отдал ей свое сердце.
Искренность, с которой прозвучали эти слова, сдавила Грейсону грудь. Джеймс отвел в сторону мрачный взор, будто бы не надеялся на понимание, и молча покинул гостиную.
«Ничего не хочешь с ним обсудить?» – Винсент притулился к подоконнику, укоризненно сложив руки на груди.
– Ты это о чем?
«Не придуривайся. О Нине».
Грей задумчиво притих, прислушался к морю. Призрак продолжил:
«Прошел месяц, как Лоркан призвал ее, о дальнейшей судьбе ничего не известно. Думаешь, Нина еще жива?»
Она несла ответственность за свой выбор. Трудный, не поддающийся оценке. Прежней ей уже не стать, не обрести свободы от заключенного договора. Грей обещал Нине присмотреть за домом, и это все, что он мог теперь для нее сделать.
– Стал бы Лоркан предлагать сделку, если бы хотел убить, – хмуро возразил Грей. – Это необоснованные опасения, я не буду взваливать их на Джеймса. Ему и без того тошно.
«Только впредь держи его подальше от воды, – усмехнулся Винс, – нам же не хочется, чтобы на твоей совести прибавилось убийств?»
От упоминания того, как Джеймс совсем недавно позволил морю сойтись над головой, Грей вздрогнул. Но призрак клонил не к тому. Слова Винсента, бившие в самое сердце, вызвали скрежет зубов.
– Если бы мог, я бы не убивал тебя, – глухо пробасил Грейсон. – Я защищался.
Жертва жестокой расправы жила с Грейсоном, и даже больше – в нем самом. Грей держал очередной удар, нервно поджав губы. Мирился с грызущим фантомом.
«Вот только речь не совсем о тебе. Не Бернд Грейсон принимал решение, кого убить, а кого пощадить».
– Знаю.
Зверь внутри спал, но с появлением Винсента Грей вновь начал думать о последствиях, которые несло пробуждение монстра. Жизнь снова наполнилась страхом: если Грей не был больше подвластен демонской ипостаси, то сосуществующее чудовище грозилось взять разум под контроль в любой момент.
Глава 2. Оружие дьявола
Пятеро сидели в комнатушке за портьерой с совершенно пустыми лицами. В руках карты, в глазах сдержанность и отчуждение. Движения замедлены, голоса тихи. Воздух, пропитанный душистой пудрой и табаком, замер. Гости затаили дыхание.
Пятеро.
Важный джентльмен с седеющими бакенбардами – Коджо Моне, владелец конгломерата с ежегодным доходом от девяти нулей.