В ее вздохе чувствовалось явное облегчение.
Иен медленно поднял голову: встретиться взглядом с женой оказалось труднее всего. Уж лучше бы было оказаться в пылу сражения, чем здесь, в этой комнате.
— Брюс сам вынес приговор, — сказал он очень спокойно. — Его должны повесить на рассвете.
Глаза Сабрины наполнились слезами, и сердце Иена болезненно сжалось. Жена опустилась перед ним на колени, голова ее поникла. Пальцы вцепились в его руки. Когда она наконец подняла глаза, ее губы дрожали.
— Пожалуйста, Иен! Ты не можешь позволить ему умереть.
— Джеми охраняют не меньше дюжины людей. Пытаться его освободить — значит рисковать головой. — На душе стало чернее тучи. Он ей абсолютно безразличен. Жизнь Джеми дороже жизни собственного мужа. Потому что она его любит…
— Я не молю тебя об этом. Но ты можешь обратиться к Брюсу и попросить сохранить Джеми жизнь. Он его, конечно, не освободит, но, может, не пошлет на виселицу. Умоляю тебя, Иен… ты один способен его спасти. Ты один!..
Он понял, что Сабрина вот-вот расплачется.
Иен предложил Брюсу и его свите апартаменты на ночь. И в это время они как раз ждали его внизу.
Делать было нечего — отказаться он не мог: Сабрина возненавидела бы его на всю оставшуюся жизнь. С другой стороны, казалось неразумным превращать Брюса во врага, вымаливая у него жизнь Джеми Мак-Дугалу.
Молчание становилось гнетущим. Сабрина сдавленно всхлипнула.
— Так что, Иен, не можешь? Или не хочешь?
Он медленно поднялся во весь свой громадный рост и выдернул у нее руку, а Сабрина, как была, так и осталась на коленях, но глаза смотрели умоляюще.
— Хорошо, я его попрошу. Но предупреждаю, надежды мало, что Брюс согласится.
Лицо Сабрины благодарно засияло.
— Спасибо, Иен! — Ее губы дрогнули. — Большое спасибо.
Он вышел, не сказав ни единого слова, — не позволило странное смущение в груди. Сострадание не было чуждо душе Иена, но в тот миг его будто окутало черное облако горечи. Помимо воли мучила мысль: если бы ему грозила смерть, стала бы так же жарко вымаливать ему жизнь Сабрина?
Ответа Иен не находил, и это терзало его сердце. Ужиная с Брюсом, он ждал подходящего момента. И пока они ели, думал, что Эдуард Английский, должно быть, сожалел, что связался с таким человеком, как Роберт Брюс, воином внушительной внешности и несгибаемой воли.
После того как подали последнее блюдо и убрали тарелки, Брюс отпустил своих людей и повернулся к Иену: — Тебя что-то тревожит?
— Да, сир, — едва заметно улыбнулся тот. Нет смысла больше тянуть. Он сразу посерьезнел. — Дело касается пленника, Джеми Мак-Дугала.
— Что с ним такое?
— Только прошу вас не гневаться — я ни в коей мере не подвергаю сомнению ваше решение. И, в свою очередь, прошу не сомневаться в моей верности…
Брюс хлопнул его по плечу.
— Ты давно сражаешься за меня, Иен. Я это ценю. Так что говори прямо: чего тебе надо?
— Хорошо, сир. Моя жена, Сабрина, родом из долины, из клана Кинкейдов. В юности она едва не была помолвлена с Джеми Мак-Дугалом и теперь глубоко переживает, что он должен умереть. Ради нее прошу вас, конечно, не освободить, а только сохранить жизнь вашему пленнику.
— Последние месяцы Джеми Мак-Дугал был бельмом у меня на глазу. Ты сам это прекрасно знаешь, Иен.
— Знаю, сир, и прошу только из уважения к чувствам жены. Иначе бы никогда не решился.
Брюс кивнул и, откинувшись на стуле и потирая бородатый подбородок, какое-то время смотрел на колеблющееся пламя, свечи. Наконец он покачал головой: — Я не отмахиваюсь от твоей просьбы, Иен, но не могу править слабой рукой. Стоит раз проявить себя нерешительным и мягкотелым, таким тебя станут считать всегда. Я государь Шотландии, защитник земли и народа, и должен вести себя подобающим образом. Если враги проникли на мою территорию — Комины или Мак-Дугалы, — с ними надо поступать со всей строгостью, чтобы впредь было неповадно бунтовать. Мое решение остается неизменным. Джеми Мак-Дугала повесят на рассвете.
С тем он пожелал Иену доброй ночи и откланялся. Мак-Грегор сидел в мрачнейшем расположении духа, а минуты бежали одна за другой.
Негромкий звук дал ему знать, что рядом находится кто-то еще. Он поднял глаза и увидел Сабрину. Жена стояла, положив ладонь на округлившийся живот. Внешне она выглядела спокойной, но Иена ей обмануть не удалось. Молча, она вопрошающе смотрела на него огромными потемневшими глазами.
У Иена моментально пересохло в горле. Он не мог подобрать ни единого слова. Лицо сковало, как и язык, и он только покачал головой.
Кровь отхлынула у Сабрины от щек. Губы беззвучно шептали: «Нет…» Иен вскочил на ноги, прежде чем сам успел сообразить. Сабрина повернулась и бросилась вон, и ее крик отдавался в самых сокровенных уголках его души.
Руки Иена безвольно упали. Он смотрел, как Сабрина бежала по лестнице, и жестоко себя упрекал. Он не побежал за женой — знал, что ей нужно побыть одной и она ничего от него не хотела…
Ему хотелось треснуть кулаком по стене. Но вместо этого он подошел к камину. Плечи опустились, точно он был не моложе древних седых звезд.
Там, у огня, он провел всю ночь.
Пронзительный крик петуха возвестил о начале нового дня.
Толпа зевак уже начала собираться на круче, где была возведена виселица и с перекладины свешивалась длинная веревка.
В возбуждении никто не заметил беременной женщины, которая, склонив голову и не поднимая от земли глаз, приблизилась к краю толпы.
— Начинайте! — приказал властный голос. Человек с тяжелым подбородком потер руки и радостно завопил: — Да, да! Начнем, повесим предателя!
— Пора! Уже рассвело, и мы заждались! — подхватили остальные.
Утренний ветерок унес прочь остатки ночного тумана. На востоке появились нежные розовые и янтарно-золотистые полосы, над которыми возвышались величественные остроконечные вершины гор.
Занимался ясный, солнечный день…
У Сабрины все внутри онемело. Ей претило желание селян насладиться жестоким зрелищем, и от их бесчувственности еще сильнее ныла душа. Но возненавидеть их она не могла: для жителей деревни Джеми Мак-Дугал не был близким человеком. Они не знали его так хорошо, как Сабрина, не касались его рук, не верили ему…
Он был враг, предатель человека, который теперь считался их королем.
— Ведут, ведут! — Толпа взорвалась криками.
Мак-Дугал возвышался над своими тюремщиками на полголовы. Светлые волосы сияли на солнце и отливали золотом. И хотя его руки были скручены за спиной, в нем не ощущалось ни страха, ни робости. Шаг был твердым, плечи гордо расправлены, глаза смело взирали вперед. Он встречал смерть так, как когда-то жил: отважно и без боязни.
Сердце Сабрины рвалось к нему.
— Джеми, — шептала она. — О Джеми, да поможет тебе Бог!
Вот он ступил на табурет, на шею ему накинули петлю, и Сабрина почувствовала собственной кожей прикосновение жестких ворсинок. Теплые лучи солнца касались лица, свежий ветерок был напоен ароматом трав, над головой синел купол бездонного неба.
«Изумительный день», — с болью подумала Сабрина.
Священник произнес напутственное благословение, и его место занял палач в капюшоне. Он спросил, не желает ли осужденный сказать последнее слово.
Джеми обвел глазами толпу.
— Да! — выкрикнул он. — Да здравствует Шотландия!
Сердце Сабрины затрепетало. Она прикусила губу и почувствовала вкус собственной крови. Толпа притихла. Казалось, безмолвие разлилось по всему миру.
Палач выбил табурет из-под ног Джеми. Звук был таким, словно меч пронзил Сабрину насквозь.
Тело повешенного дернулось. Справа кто-то радостно воскликнул: — Гляди, как малый выплясывает!
Крики толпы слились в один неразборчивый гул. Сабрина почувствовала дурноту. Тошнота подкатывала к горлу, словно пена кипящего моря. Она не поняла, когда рядом появился Иен. Выражение его лица казалось диким. Сильная рука обвила плечи жены — он попытался укрыть ее голову у себя на груди.