Каспиан вытер потные ладони о накидку.
— Может, нам поговорить наедине?
— Тут сойдет, — Агата вонзила нож в стойку, скрестила руки на груди. Пряди темных волос выбились из пучка.
Она была тут королевой, а он — чужаком, забравшимся на территорию врага. Может, он поспешил, придя сюда. Он думал только о поиске правды, но если посетители будут против него, ему не хватит сил отбиться, даже с поддержкой Стефана и Бригиды.
Он облизнул сухие губы и кашлянул.
— Что случилось между вашей дочерью и Генриком?
Агата ударила мозолистыми ладонями по бару, склонилась, от ее кожи доносился запах спирта. Генрик говорил, что никто не делал горилку лучше нее, потому он ходил сюда несколько раз в неделю. Из-за пара от чанов ее лицо все время было румяным, а плечи были широкими и мускулистыми от помешивания.
— Твой брат ее изнасиловал. Вот, что случилось, — она оскалилась.
Это не могло быть правдой. Не Генрик. Должно быть другое объяснение.
Может, Агата не так поняла намерения Генрика насчет ее дочери? Он пытался вспомнить, когда Генрик упоминал Дороту. Он всегда заигрывал с женщинами в деревне, разбил много сердец. Отец и мама не позволили бы наследнику жениться на ком-то ниже дочери лорда, а маленькая гостиница «Дума» не могла соблазнить его родителей богатством. Но, может, Агата надеялась, что они согласятся? И когда Генрик переспал с ее дочерью, конечно, она разозлилась. Генрик поступил неправильно, но это не считалось насилием.
— Может, возникло недопонимание. Я знаю его лучше всех. Он — нежная душа, учится быть жрецом Перуна. Я могу поговорить с Доротой? Я хотел бы услышать ее точку зрения.
Агата откинула голову и рассмеялась. Но без тепла или веселья. Она потянулась за ножом.
Он повернулся боком, закрывая себя спереди.
В голове вспыхнули давящие тела, его сдавленные руки, сжимающие его ладони… Он словно снова оказался нагим на дороге.
Ее прищуренные глаза впились в него взглядом, кровь шумела бурной рекой в его венах. Молния Перуна, он словно снова был в центре толпы, готовой сжаться, как кулак, лишив его тело последних капель достоинства, безопасности и уважения.
— Я не заставлю ее проходить это снова, — Агата мрачно смотрела на него. — Ты как твой отец, — она ударила ладонью по бару. — Он послал тебя с деньгами, чтобы заглушить меня, чтобы ты смог сбежать ночью, да? Твой род плюет в глаза Мокоши.
Он должен был просто уйти. Здесь ему не победить. Но он не мог позволить ей порочить имя отца.
— Мой отец поклоняется богам. Он придерживается законов Мокоши, не перешел в новый культ Велеса, как некоторые. Мы все знаем цену вреда женщине. Он помог бы восстановить справедливость.
Агата фыркнула.
— И где было чувство справедливости твоего отца, когда Генрик приходил в мою таверну ночь за ночью, напивался до беспамятства и хватал мою Дороту?
Он отпрянул на шаг. Было глупо сюда приходить.
Идея была плохой с самого начала. Ему не нужна была чужая сторона истории. Он знал Генрика. Он не стал бы ее насиловать.
Он повернулся уходить, но девушка преградила ему путь. Темные волосы свисали вяло вокруг ее лица, ее фартук был в пятнах чуть темнее кругов под ее глазами.
— Дорота, ты не должна тут быть, — проворковала Агата, тут же смягчившись. Она обошла бар, обвила рукой плечи девушки.
Дорота покачала головой, глядя на пол.
— Все в деревне знали, что я была помолвлена с мужчиной из Тарновиче, но ему было все равно… Генрик мог получить все, чего хотел… — ее голос был тихим шепотом.
Он хотел защитить Генрика, перечить ее словам, но… она не ошибалась. Генрик родился первым, как наследник, он получал все, чего хотел. А то, чего не мог получить своим положением, Генрик добивался обаянием. Даже в детстве Генрик часто воровал его игрушки.
— Хватит, тебе не нужно больше говорить, — Агата обвила рукой Дороту, ее поведение стало нежнее шерсти ягненка.
— Той ночью… — голос Дороты дрожал, пока она продолжала. — Отец выбросил его на улицу и сказал не возвращаться… Я думала, на этом все и кончится, но, когда вышла той ночью во двор, он ждал. Он… — она тихо заплакала, и Агата обняла ее.
Что-то терзало его изнутри, делало пустым, и, хоть его рот был открытым, слов не было.
Он не мог отрицать. Он видел, как Генрик заигрывал со служанками в замке, особенно, когда выпивал. Порой он догонял их позже и шутливо просил пощадить. Но они всегда смеялись, словно это была шутка. Но он смотрел на Дороту, и смешно не было.
— Тише, — шепнула Агата, прижимая Дороту к себе.