— Что это вы сидите в потемках? — воскликнул он своим приветливым голосом.
За Генрихом вошел Чарльз Брендон из Саффолка. Толпа слуг бросилась торопливо зажигать свечи на столе и раздувать пламя в камине. Никто из них не удосужился вставить свечи в настенные подсвечники, и, когда они удалились и дверь снова закрылась, центр комнаты напоминал освещенную театральную сцену.
Двигался Генрих быстро и легко, что как-то не вязалось с его могучей фигурой. Проходя мимо, он задел руку Анны своим пышным рукавом. И хотя она стояла в тени, на какой-то короткий миг его цепкий взгляд задержался на ней, и она с надеждой подумала, что он мог слышать из-за двери, как она пела его песню, или же узнать в ней сестру Мэри.
Но привыкший к тому, что вокруг него всегда вьются люди, жаждущие его благосклонного взгляда, Генрих просто перестал замечать их присутствие; они были для него не больше, чем вышитые фигуры на гобеленах, висевших на стенах. Даже внутри его узкого семейного круга ожидавшая внимания женщина была ему малоинтересна.
Он подошел прямо к Мэри, по-братски обнял ее, а она, невысокая и плотная, встала на цыпочки, чтобы поцеловать его на французский манер в обе щеки.
— Адмирал говорит, что, если затишье продлится, завтра сможем поднять паруса, — сказал он, все еще не отпуская ее. — Вы ведь не испугаетесь, правда?
Мэри спокойно встретила его вопрошающий взгляд.
— Нет, — ответила она со свойственным ей изяществом, которое так украшало ее.
Со своего затемненного места Анна Болейн, не шевелясь, наблюдала эту милую семейную сцену. Никогда еще ей не доводилось видеть короля в такой домашней обстановке, да еще так близко, что можно было различить все оттенки его голоса и видеть малейшие движения светлых ресниц.
В нем было все, о чем ей приходилось слышать, и даже больше. В действительности Генрих был еще более величествен, энергичен и рыж. Конечно, герцог Саффолк был красивее и почти не уступал ему в росте, да и обладал самой большой властью после Уолси и ее дяди из Норфолка. Но все равно, со всеми его достоинствами, Саффолк сильно проигрывал королю. Как все рыжеволосые, эти жизнерадостные Тюдоры умели преподнести себя так, что все остальные выглядели рядом с ними бесцветными и неинтересными.
Анна наблюдала за ними с большим интересом, но совсем не так, как за кавалерами, ищущими любовных приключений. Для Анны, в ее неполные восемнадцать лет, король и Саффолк были просто важные господа, государственные мужи, перед которыми все трепетали.
— Когда я проходил мимо, то приказал вашим людям за ночь упаковать вещи, — объявил Генрих.
По его нарочито резкому тону Анна с удивлением отметила, что и королю не чужды родственные чувства.
— Вы будете готовы к рассвету? — спросил Саффолк более мягко.
Король подошел к огню погреться, а Чарльз Брендон, улучив момент, участливо посмотрел на Мэри. Но она не заметила его, взгляд ее был устремлен на брата, на его широкую прямую спину.
— Я сделаю все, что от меня потребуется, — ответила она.
Если Генрих и заметил в ее голосе какое-то напряжение, то не подал вида. Очевидно, он полагал, что если в этот ответственный момент повернуться спиной, то страданий сестры он не увидит, и все пройдет гладко. Можно также попытаться сменить тему разговора.
— Мне доложили, что те два корабля разбились о мол, — сказал он со вздохом. — Шестьдесят моих моряков пошли ко дну. Надо сказать этому исполнительному Уолси, чтобы послал вдовам денег.
— Их-то вам жаль! — вырвалось у Мэри.
После этих бунтарских слов в комнате воцарилось неловкое молчание. Король резко повернулся. Это было так не похоже на его спокойную сестру — говорить с таким вызовом. Ладно, если бы это была Маргарита Шотландская с ее острым языком…
— Что я могу сделать? — спросил он недовольно, делая ударение на последнем слове.
И все же всем было видно, что он тоже очень переживает.
Еще глубже забравшись в тень, Анна затаила дыхание: не так часто приходится слышать, как кто-то перечит королю. Но никакой ссоры не последовало. Принцесса, очевидно, знала, что только так и следовало разговаривать с ним, если только хватит смелости, конечно.
— Вы знаете, что я был вынужден согласиться на этот брак ради союза с Францией, — оправдывался Генрих с достоинством. — Вы же не думаете, что всем нам тут так легко расстаться с вами?
— Вас будет так не хватать в Гринвиче на Рождество, — вставил Саффолк.
— Мы все будем скучать, — пожаловался Генрих и, вспомнив о больной жене, посетовал и на свою собственную нелегкую судьбу: — Я тоже женился, подчиняясь обстоятельствам, только тогда это была не Франция, а Испания.