Первым побуждением Фэксона было отвернуться, смотреть куда-нибудь в другое место, снова искать спасения в бокале шампанского, который дворецкий уже наполнил до краев; однако какая-то роковая сила внутри него непреодолимо, физически сопротивлялась этому, заставляя неотрывно глядеть на фигуру, которой он так боялся.
Эта фигура по-прежнему стояла за спиной у хозяина дома, еще более различимая и посему еще более похожая на него, и, когда Лавингтон продолжал с любовью смотреть на племянника, его двойник, как и раньше, не спускал с юного Райнера взгляда, полного убийственной угрозы.
Фэксон с усилием отвел глаза от этого зрелища, что потребовало от него самого настоящего напряжения мышц, и оглядел собравшихся за столом; но никто из них, судя по всему, ни в малейшей степени не сознавал того, что видел Фэксон, и его охватило ощущение смертельного одиночества.
— Это определенно стоит обдумать… — услышал он голос мистера Лавингтона; и меж тем как лицо Райнера просияло, лицо за спиной его дяди, казалось, вобрало в себя всю яростную усталость застарелой и неутоленной ненависти. С каждой мучительной минутой Фэксон чувствовал это все яснее. Соглядатай, стоявший позади хозяина дома, был уже не просто недоброжелателем; он устал, внезапно и безмерно. Его ненависть, казалось, поднялась из бездны тщетных усилий и расстроенных надежд, и от этого он начинал вызывать жалость — и одновременно еще больший страх.
Фэксон снова посмотрел на мистера Лавингтона, словно ожидая узреть в нем соответствующую перемену. Поначалу ничего не было заметно: деланая улыбка была привинчена к бесстрастному лицу, как газовый рожок к побеленной стене. Затем неподвижность этой улыбки стала зловещей: Фэксон понял, что ее носитель боится ее потушить. Сделалось очевидно, что и мистер Лавингтон тоже безмерно устал, и от этого открытия по жилам Фэксона пробежал холод. Посмотрев на свою нетронутую тарелку, он заметил манящее мерцание бокала с шампанским; однако от вида вина к горлу поступила тошнота.
— Что ж, скоро мы обсудим все детали, — услышал Фэксон голос мистера Лавингтона, который продолжал обсуждать будущее племянника. — А сначала давайте выкурим по сигаре. Нет… не здесь, Питерс. — Он обратил улыбающееся лицо к Фэксону. — После кофе я хочу показать вам картины.
— А кстати, дядя Джек, мистер Фэксон хочет спросить, нет ли у вас двойника.
— Двойника? — Мистер Лавингтон, все так же улыбаясь, по-прежнему смотрел на гостя. — Мне об этом неизвестно. Вы видели моего двойника, мистер Фэксон?
«Боже мой, — подумал Фэксон, — если я сейчас посмотрю на него, они посмотрят на меня оба сразу!»
Чтобы не поднимать глаз, он сделал вид, будто подносит к губам бокал; но сердце у него упало и остановилось, и он покосился на хозяина. Взгляд мистера Лавингтона был учтиво направлен на гостя, но волнение Фэксона несколько улеглось, когда он увидел, что фигура за креслом по-прежнему наблюдает за Райнером.
— Вы считаете, что видели моего двойника, мистер Фэксон?
Повернется ли второе лицо, если он скажет «да»? В горле у Фэксона пересохло.
— Нет, — ответил он.
— А! Их может быть целая дюжина. По-моему, внешность у меня самая заурядная.
— Я… ошибся… память подвела… — услышал Фэксон собственный запинающийся голос.
Мистер Лавингтон отодвинул стул, но мистер Грисбен внезапно подался вперед:
— Лавингтон! О чем мы только думали? Мы же не выпили за здоровье Фрэнка!
Мистер Лавингтон уселся обратно.
— Мой милый мальчик! Питерс, еще бутылку… — Он повернулся к племяннику. — После такой непростительной забывчивости я, пожалуй, не осмелюсь сам произнести тост… но Фрэнк все знает… Давайте, Грисбен!
Юноша радостно улыбнулся дяде:
— Нет-нет, дядя Джек! Мистер Грисбен не обидится. Только вы — в такой день!
Дворецкий наполнял бокалы. Мистеру Лавингтону он налил последнему, и тот протянул свою маленькую руку чтобы поднять бокал… Фэксон отвернулся.
— Ну что ж… Все хорошее, чего я желал вам все эти годы… Я молю Бога, чтобы грядущие годы были счастливыми, здоровыми и долгими… и долгими, мой дорогой мальчик!
Фэксон увидел, как руки справа и слева от него потянулись к бокалам. Он машинально взял свой. Взгляд его был по-прежнему прикован к столу, и он с горячечной дрожью повторял про себя: «Не буду смотреть! Не буду… не буду…»
Пальцы сжали бокал и поднесли его к губам. Фэксон увидел, как другие руки повторили это движение. Он услышал сердечное «Верно! Верно!» мистера Грисбена и глуховатое эхо мистера Болча. Когда край бокала коснулся губ Фэксона, он сказал себе. «Не буду смотреть! Ни за что не буду!» — и поднял глаза.