— То есть, что же вам странно, батюшка? — в недоумении спросила Тамара, начиная уже несколько смущаться всеми этими словами.
— Мне-то?.. Да то и странно, что в Пропойск могли назначить особу вашего пола… Не ожидал… За что ж это вас так-то?
Тамара объяснила, что сделано это по распоряжению нового инспектора.
— А, так?.. Ну, это другое дело!.. А то я подумал-было, извините, тово… Потому у нас ни разу еще не случалось, чтобы дамский пол по учебному сословию в Пропойск посылали. Значит, поднять желают школу? — Что ж, это хорошо, не мешает.
И как-то помявшись, точно бы раздумывая в нерешительности, сделать ли, не сделать ли ему чего-то, он наконец решился — была-не-была — и пригласил Тамару зайти к себе, но сделал это словно бы только приличия ради, а не от сердца. — Может быть, зайти ко мне пожелаете?.. Что ж, милости прошу, — с супругой познакомитесь…
Зашла и познакомилась. Но «супруга» ей не понравилась: стриженая, желтая, и все папироски, одну за другою, палит наотмашь, сидя с поджатой под себя ногою. А главное, держала она себя с гостьей больно уж натянуто, точно бы настороже, недоброжелательно как-то оглядывая искоса ее прическу и безукоризненно сшитое, ловко сидящее на ней платье, и глядела на нее все время с таким подозрительным выражением, которое чуть не говорило: и на кои черт тебя принесла сюда нелегкая? чего тебе от нас надо?
Невольно чувствуя это и желая оправдать перед нею свой визит, Тамара заговорила с батюшкой, что ученики ее нуждаются в преподавании им закона Божия и что поэтому она нарочно приехала, между прочим, и затем, чтоб условиться с ним, по каким дням и в какие часы предполагает он посещать ее школу. Но за м^жа своего ответила ей супруга, а сам батюшка только улыоался, потирая себе руки/с каким-то не то смущенным, не то извиняющимся видом, да переминался с ноги на ногу, все время не присев даже ни разу. Очевидно, в этом доме царицей была сама «матушка», и грозною притом царицей.
— Школу? — как-то нараспев и подфыркивая переспросила она. — Да позвольте, с чего же это станет он убиваться, когда земство всего по тридцати копеек за годовой час предлагает! Было б из-за чего время и труд свой тратить!
Опешенная таким ответом, Тамара даже смешалась на минуту и скромно пояснила, что сочла себя вправе спросить об этом на основании того, что батюшка числится в Пропойской школе преподавателем закона Божия.
— Ну да, еще бы! Не было ему печали за семь верст ездить киселя хлебать! Так я и позволила!.. Пускай платят — ну, хоть по шестидесяти копеек за час, тогда будем ездить, а так — благодарю покорно.
— Да, но кто ж тогда будет учить их слову Божию?
— Кто хочет, нам-то что!..’ Желают учиться, пускай и платят за это, пусть от себя доплачивают половину.
Тамара заметила, что это очень затруднительно, так как крестьяне пропойские очень бедны, обременены недоимками, разорены разными земскими предприятиями, и платить им решительно не из чего.
— А в кабак ходить есть на что?
— Да, но вот потому-то именно и надо бы, мне кажется, подумать об их нравственном и религиозном просвещении, — ведь это же прямая обязанность их пастырей.
— Пастырей? — полупрезрительно подфырнула «матушка». — Полноте, пожалуйста! Неужели в наше время можно серьезно говорить о таких глупостях, да еще аргументировать ими?! Какие же мы пастыри?.. Позвольте вас спросить, разве правительство дозволяет «пастырям» свободное слово с кафедры? Разве у нас можно объяснять социально-демократическое значение личности Христа и его пропаганды, так, как понимает их современная наука, в лице Страуса, Ренана и прочих авторитетов;.. Пастыри!.. Чиновники по духовным требам, — с этим, если угодно, я согласна. А пастырство, апостольство, миссионерство по указке самодержавия, — извините, я нахожу, что у людей мыслящих вся эта метафизика давно уже отжила и сдана в архив. Почитайте-ка Бокля, Писарева, Ткачева, Зайцева, и вы увидите, что русский народ гораздо умнее и практичнее, чем думают, и он уже настолько понимает, что не делает никакого различия между «пастырем» и становым, например.
Тамара подняла на нее большие удивленные глаза.
— Да, разумеется, — продолжала завзятая попадья. — Становой функционирует в сфере своих обязанностей так же, как мой муж функционирует в сфере своих («функционирует»— эко словечко какое! — с невольною улыбкой про себя подумалось Тамаре). Вся разница между ними разве в том, что функции господина станового оплачены правительством гораздо лучше, чем функция моего мужа, — вот и только!