После этого Тамара увидела, что делать ей тут нечего и потому поспешила сократить свой первый визит, о котором решила себе, что он же будет и последним.
Видит она, однако, что дети ни о заповедях, ни о литургии, ни о священной истории понятия не имеют, даже необходимых молитв, по большей части, не знают, или же путают их и коверкают глова до невозможности. А между тем, от родителей и здесь, как в Горелове, приходится ей, то и дело, выслушивать сетования на это и желания, чтобы детей учили цервее всего закону Божию, а не побаскам, и чтобы на дом уроки чтения задавались им более из книг церковно-славянских, чем какие-нибудь «пустые сказки», под именем которых крестьяне разумеют все вообще статьи не духовного содержания в учебниках. В то же время и некоторые из мальчиков заявляют ей, что им отцы не велят учить дома стихов и басен, а заставляют учить псалтырь, и что если они и выучивают светские стихи, то это втайне от родителей. И сами родители, наконец, выражают ей свой ропот: что ж это за учение, если детей даже молитвам не учат! Им-де такого учения, как у вас в школе, не надо; лучше-де совсем не посылать ребят в школу, чем так-то!
Что тут ей делать? Ведь они правы, эти крестьянские отцы и матери. Неужели же оставлять и дальше их несчастных детей расти вне понятия о законе Божием, не научить их молитвам и заповедям? — подумала она, да и решила себе по голосу собственной совести, что так нельзя, что если некому преподавать им закон Божий, так она сама будет учить ему — и благословясь приступила к делу. Дело пошло было на лад, и родители, и дети были довольны; но тут приезжает вдруг ревизовать свои кабаки Апрономский и, как земский член училищного совета, счел себя обязанным обревизовать заодно и школу. Явился он совершенно неожиданно и, к удивлению Тамары, такою лисою патрикеевной, таким приветливым и мягким, как бывало, в первое время в Горелове, словно бы между ним и ею никогда не существовало никаких неприятностей. Он осведомился даже, хорошо ли она устроилась на новом месте и каково ей тут живется, не нужно ли чего, — скажите, мол, откровенно, я от души готов, чем могу, посодействовать. Но Тамара, зная уже по опыту, каково может быть «содействие» г-на Агрономского, холодно и кратко поблагодарила его, прибавив, что ей ничего не нужно.
— Будто уж так всем довольны?! — удивленно спросил он с лисьей улыбочкой.
— Я ни на что и никому не жаловалась, — безразлично проговорила девушка.
— Да, но все же… Впрочем, как знаете! — саркастически извиняющимся образом пожал он плечами, с легким полупоклоном. — Я, со своей стороны, счел только долгом спросить и… готов был служить; но… конечно… если не желаете, — это уж ваше дело… Как угодно-с.
— Благодарю вас покорно, — еще раз повторила она тем же холодным тоном. — Ну-с, а чем же теперь изволите вы заниматься с детками? Могу я послушать? — спросил он с отменно галантным видом: дескать, сам — я не смею, но если позволите, — и получил в ответ, что занимаются они законом Божиим.
— Очень хорошо-с. А кто же преподает им закон Божий?
— Я сама, — ответила Тамара.
— Вы сами? — удивился он. — То есть, как же это?
— По краткому катихизису и по руководству протоиерея Соколова.
— Нет, я не про то, — пояснил он свою мысль, — я спрашиваю, почему именно вы сами?
— Потому что некому больше.
— Да, но с чьего же это разрешения?
— Ни с чьего, — надо же кому-нибудь учить.
— Хм!.. Конечно, но… мне кажется, это вы тово-с… не совсем осторожно, оез разрешения нельзя, — разве вам не известно?
— Да, но если нет законоучителя?..
— А, это уже на наше дело входить в обсуждение высших распоряжении. Впрочем, лично я ничего не имею против, пожалуйста, не думайте, — поспешил он оговориться, как бы умывая руки, — мое дело сторона, я только так… полюбопытствовал, не больше.
«Ну, наверное надо ждать теперь какой-нибудь новой каверзы»— подумала себе Тамара по отъезде Агрономского. И действительно, прошло не более десяти-двенадцати, дней, как от Охрименки пришел к ней формальный запрос, на бланке и за надлежащим N9,— на каком-де основании и с чьего разрешения она позволяет себе вторгаться в сферу преподавания таких предметов, которые, по существующему положению, учительницам сельских школ не предоставлены? Поставляя это строго на вид г-же учительнице Пропойской школы, инспектор в той же своей бумаге внушительно предлагал ей «воздержаться на будущее время как от чтения ученикам, так и от объяснения им предметов, превышающих степень ее компетенции, тем более, что преподавание таковых законов предоставляет исключительно лишь священно и церковнослужителям».