Тотчас же прибежала Фанни с лакеем. Мрачный, со сдвинутыми бровями, князь помог камеристке отнести лишившуюся чувств баронессу в ее будуар.
Придя в отведенные ему комнаты, князь отослал лакея и в сильном гневе бросился на диван.
— Нет, эту женщину не покоришь, так как она не хочет быть покорной! Но неужели нет средств сломить тебя, опасное создание? — в бешенстве шептал он.
Угарин был развращен до такой степени, что даже не понимал всей преступности своего желания обольстить жену умирающего человека. Он видел только одно сопротивление, никогда не встречаемое им прежде и доводившее его до безумия. Другое дело, если бы Тамара была ханжой или недотрогой, и если бы она отличалась той величественной красотой, которая заранее заставляет предвидеть поражение! Но нет, в ней все привлекало, начиная со свежей, пикантной красоты и кончая развитым умом, всегда готовым на остроумный ответ. А между тем горе тому, кто увлечется ею! Ему пришли на память слова, некогда сказанные Магнусом: «Собственное женское достоинство, а не глаз мужа создает ее честь»!
Магнус был прав. Страшная гордость Тамары была ее стражем и в бедности, и в богатстве. К Магнусу она испытывала совсем особенное чувство. На имя, данное ей бароном, она смотрела как на залог чести и ни за что на свете не согласилась бы набросить на него хоть малейшую тень. Кроме того, в глубине души в ней сохранилось накопившееся годами презрение к обществу, заставлявшее ее с глубоким недоверием относиться к людям. Князь был в таком дурном расположении духа, что у него разболелась голова. Узнав, что Тамара оправилась от обморока и должна была лечь, по настоянию доктора, в постель, Угарин приказал подать обед в свою комнату и затем лег спать.
Он проснулся около восьми часов. Вечер был чудный, и, желая подышать теплым и приятным воздухом, князь вышел в сад. Заложив руки за спину, Арсений Борисович медленно шел по аллее, тянувшейся вдоль дома, и вдруг вздрогнул и остановился. До него долетел голос Тамары. Только теперь он заметил, что находится близ двух открытых окон, сквозь спущенные занавеси которых просвечивал огонь.
«Это комната Магнуса. Тамара у него!» — подумал князь.
Охваченный приливом неудержимого любопытства, он подкрался к окну. Вскарабкавшись на выступ стены и раздвинув слегка занавески, князь заглянул внутрь комнаты.
Закрытая абажуром лампа достаточно ярко освещала комнату. Сидя на краю постели, Тамара клала компресс на голову мужа.
— Лихорадка, слава Богу, уменьшилась! Слабость же — это естественное следствие твоей болезни. Еще немного терпения, и все будет хорошо, — говорила молодая женщина ободряющим тоном.
— Все в руках Божьих! Твоя же любовь облегчит мне смерть! — слабым голосом ответил больной.
— Зачем говорить о смерти? Что я буду делать без тебя? Если я лишусь тебя, моя жизнь сделается пустой и бесцельной, — со страхом сказала Тамара.
— Ты совсем изводишь себя, моя бедная Тамара, стараясь сохранить жизнь, которая в тягость и тебе, и мне. Твоя великодушная жертва и так уже слишком долго тянется!
— Как можешь ты, Магнус, так обижать меня и говорить о какой-то жертве, когда мною руководит одна только любовь! Я знаю, что твоя жизнь очень тяжела, но ты должен жить для меня. Каково бы ни было испытание, мы перенесем его вдвоем.
Слезы заглушили ее голос. Но, овладев внезапно собой, она прибавила с энергией:
— Я не хочу, чтобы ты умер! И если человечество действительно так могущественно, как учит оккультизм, я удержу тебя на земле!
Наклонившись к больному, Тамара крепко поцеловала его.
— Я охотно останусь на земле… Удержи меня, если можешь, — прошептал больной с непередаваемым выражением любви и благодарности. Но голос его был так слаб, что Арсений Борисович с трудом разобрал эти слова.
Князь слышал довольно. Сдвинув брови, он покинул свой наблюдательный пост и углубился в одну из аллей сада. Без сомнения, Тамара не могла предвидеть, что он услышал ее разговор с Магнусом. Итак, она действительно была привязана к мужу, и его несчастный кузен был богаче, счастливей и любимей его — красивого и блестящего кавалера. Богатство и наслаждения земными благами, на которые он смотрел как на единственную цель жизни, не принесли ничего, кроме пресыщения и сердечной пустоты. Мучимый ревностью, он бросился на скамейку и закрыл лицо руками. В нем боролись два чувства: гнев и сожаление о прошедшем. Угарин завидовал счастью Магнуса, а между тем оно могло принадлежать ему, но он, ослепленный жадностью, прошел мимо, не заметив сокровища, предлагаемого судьбой. Да, буквально сокровища, так как скоро явилось бы и богатство в награду за бескорыстие. Но он был слеп, и вот теперь должен влачить им самим избранную тяжесть и жить окруженный равнодушием и пороком. Если он заболеет, то останется исключительно на попечении одних лакеев, так как жена, без сомнения, не захочет ухаживать за ним.