Сеньора Бельцони неоднократно навещала молодую девушку. Как-то вечером молодая женщина сидела у Тамары, и та спросила ее, что стало с портретом князя Угарина и успели ли закончить его вовремя.
— О, конечно, мой муж его окончил. Вы так много сделали, что остались самые пустяки… Но я еще не рассказывала вам, что была на свадьбе князя. Это было не так-то легко, так как в церковь пускали по билетам. Но я набралась смелости и попросила билет у него самого. Князь расхохотался и прислал мне целых три. Что это было за великолепие!.. На невесте было платье, все сверху донизу вышитое серебром… А бриллианты!!! Она сияла как солнце!.. А между тем, несмотря на такой богатый наряд, невеста была вовсе не красива. Князь же был бледен, мрачен и очень рассеян… Он далеко не походил на счастливого жениха! Через восемь дней после свадьбы молодые уехали за границу.
Когда сеньора Карлотта ушла, Тамара села в удобное кресло перед камином. Устремив глаза на угасавшие уголья, освещавшие красноватым светом окружающие предметы, молодая девушка глубоко задумалась… Перед ее умственным взором встал образ князя Арсения, вызвав воспоминание об их последней встрече перед ее болезнью и обо всех предыдущих событиях.
— Если бы я была так же богата, как Мигусова, пожелала ли бы я быть на ее месте? — невольно спросила она себя. — Нет! Тысячу раз нет! — прошептала молодая девушка, причем сердце ее наполнилось каким-то острым чувством, почти ненавистью. — Какое унижение знать, что на тебе женится только из-за денег человек, который не любит тебя, будет на каждом шагу изменять, и который смотрит на жену, как на неприятное прибавление к приданому!
Мало-помалу мысли Тамары перешли в дремоту, глаза ее закрылись, и она крепко заснула. Странный сон приснился ей. Она стояла у мраморного камина, в маленькой роскошной гостиной, обтянутой красной шелковой материей. В страшном волнении, опираясь обеими руками на спинку кресла, смотрела она на князя Угарина. Тот с пылающим лицом и с горящими страстью глазами говорил ей слова любви и пытался обнять ее. В эту минуту Тамаре показалось, что она увидела в большом зеркале отражение фигуры Магнуса. Как обезумевшая, она с силой оттолкнула князя… и проснулась. Дрожа всем телом, молодая девушка выпрямилась и провела рукой по лбу.
— Какое безумие! — прошептала она минуту спустя… — Бессмысленный сон, вызванный лихорадкой!.. Очевидно, я еще не совсем оправилась от болезни.
Позвав Фанни, она приказала ей зажечь лампу.
Прошло несколько дней. Однажды утром, напившись чая, Тамара собиралась написать письмо Эвелине Эриксон. Прежде чем сесть за письменный стол, она по обыкновению сорвала листок отрывного календаря — и вдруг страшно побледнела. Как могла она забыть, что сегодня день годовщины их разорения — ужасный день, в который два года тому назад на их семейство обрушилось такое страшное несчастье?.. Молодая девушка облокотилась на стол, и горькие слезы потекли по ее щекам. Тысяча тяжелых воспоминаний, как молния, пронеслись в ее мозгу: недостойное бегство гостей, ужасная смерть мачехи, продажа имущества и затем бесконечно длинная цепь унижений и страданий.
Громкий звонок у входных дверей и чей-то звучный мужской голос прервали нить размышлений молодой девушки. Минуту спустя вошла Фанни с рассыльной книгой и толстым запечатанным пакетом в руках.
— Потрудитесь, барышня, расписаться в получении заказного письма из Стокгольма, — сказала она.
Тамара расписалась и под влиянием тяжелых воспоминаний с беспокойством вертела в руках конверт, полученный в такой роковой для нее день. Не приносит ли он известие о каком-нибудь новом несчастьи?.. С лихорадочной решимостью она разорвала конверт, из него выпало на стол несколько бумаг. Тамара сразу узнала письмо Эвелины; но там было еще два других, написанных незнакомой рукой, и какой-то документ.
В сильном изумлении молодая девушка развернула официальную бумагу и стала читать ее. Вдруг смертельная бледность покрыла ее лицо, бумага выскользнула из дрожащих рук, и она, дрожа, откинулась на спинку кресла. Голова у нее страшно кружилась. Впрочем, эта слабость длилась только одну минуту. Проведя рукой по влажному лбу, Тамара выпрямилась и схватила письмо Эвелины, затем прочла записку Кадерстедта и приглашение нотариуса явиться для вступления во владение имуществом. Молодая девушка вторично развернула копию с духовного завещания. Там было ясно сказано, что Олаф Кадерстедт делает своей единственной наследницей Тамару Ардатову; далее шло перечисление капиталов, недвижимости и пр.