– Honto des, – мудро заметил вибратор. – Что верно, то верно. Две тысячи лет назад одна девственница произвела на свет ребенка. С тех пор люди никак не могут опомниться. Ха-ха-ха.
– Я никогда не рассматривала Непорочное зачатие в таком аспекте, – сказала Ложечка. – И я отказываюсь узреть в этом нечто комическое. Однако вы вполне можете оказаться правы. Не исключено, что именно по этой причине Господь вынужден повременить с чудесами.
Хотя обитательницам комода и понравилось слушать Ложечкины истории, вопросы они задавали крайне редко. А вот Дарума, хотя и в своей несколько равнодушной манере, но все-таки проявил любопытство.
– Чем больше разговоров и размышлений, тем дальше истина, – часто любил повторять он, однако взялся настойчиво и подробно расспрашивать Ложечку о том, каким образом, например, Раскрашенному Посоху и Морской Раковине удалось добраться из Иерусалима до пещеры в Юте (или это все-таки был Вайоминг?). Какое-то время это удивляло и саму Ложечку. Однако теперь у нее имелся на этот вопрос готовый ответ.
– Их взяли туда с собой финикийцы. Вы, по всей видимости, считаете, что Америку открыл Колумб. Вовсе нет. Не он. Колумб был добрый, славный, отважный католик. Мне и самой хотелось бы верить, что именно он был первым, однако все происходило совсем не так. Финикийцы были замечательными мореплавателями. Они строили превосходные корабли и плавали на них по всему миру. Ну, не по Тихому, конечно, океану, но в других океанах они побыли точно. Об Америке им стало известно за много столетий до Колумба. Много, много веков тому назад. Разве это не удивительно? После того, как римляне разрушили Храм Ирода в… – Ложечке пришлось сделать паузу, чтобы увидеть перед мысленным взором соответствующую цифру. Ей увиделась семерка, вытянувшая вперед свою правую руку, однако разобрать цифру, стоящую рядом с ней, Ложечке не удалось. Это вряд ли была пятерка, опиравшаяся на бронтозаврий хвост, и уж никак не гидроцефалическая девятка, – …в семьдесят каком-то году A.D. Надеюсь, вам известно, что означает A.D.?
– Да, конечно, – ответила пара хлопковых трусиков. – Это что-то вроде тока, который заставляет нашего Повелителя вибрировать, когда он работает на батарейках.
– Все вибраторы работают на батарейках, – поправила ее пара голубых трусиков постарше, выцветших до оттенка лунного света. – Неужели ты думаешь, что настоящая леди станет трахать себя чем-то, что воткнуто в стенку?
В ящике для нижнего белья прошелестело нежное хихиканье, напоминающее птичий щебет над живой изгородью в весеннем саду. Ложечка вся затрепетала, закашлялась, но предпочла продолжить свой рассказ.
– После того, как в семьдесят каком-то там году Иерусалим был разрушен в очередной раз, Раскрашенный Посох и Раковина снова попали к финикийцам. Там были влиятельные жрицы, которые, как говорят, умели предсказывать будущее. Финикия в ту пору была частью Римской империи, римской провинцией, под названием Сирия. Страна эта продолжала процветать, но почему-то тамошние жрицы убедили своих соотечественников, что их культура и религия обречены. В конечном итоге так оно и получилось. Благодаря жрицам талисманы принялись в срочном порядке принимать меры по своему спасению, надеясь остаться в живых или хотя бы по истечении времени вновь появиться на свет, пусть и в другом месте.
– Когда говорят о «принятии мер», мне всегда представляется, будто речь идет о том, что люди принимаются снимать мерку. Ну, что-то вроде измерения высоты или ширины, – пискнул чей-то нежный юный голосок откуда-то с самого низа стопки нижнего белья. – Сорок дюймов. Пятьдесят дюймов.
– Как будто имеются в виду бедра Элизабет Тейлор?
Яшик для белья снова огласился хихиканьем. Ложечка повернулась к вибратору, который вызывал у нее симпатию, однако тот помочь ей ничем практически не мог.
– Жадная на наживку рыбешка скоро попадает на крючок. Стоит только раскрыть рот, как пора уже прощаться с жизнью. – Ложечка решила закругляться с рассказом.
– Одна из жриц отнесла Раковину и Раскрашенный Посох на борт большого корабля. Они переплыли Атлантический океан, после чего, насколько то было возможно, поднялись вверх по реке святого Лаврентия. Затем, после высадки на сушу, их долго-долго куда-то несли, и вскоре эта самая жрица отыскала подходящий тайник. Это оказалась небольшая пещера. Надежное, безопасное место. В пещере имелась ниша, в которую и поместили Посох с Раковиной. Предварительно жрица потерла талисманы особым способом, погрузив их в транс. Их запрограммировали спать до тех пор, пока они не ощутят некую знакомую им энергетику. Это должно было послужить сигналом того, что эпоха римского владычества закончилась и земля постепенно возвращается к своим прежним привычкам. Я понимаю, что мой рассказ отдает самым настоящим жутковатым язычеством, но мне об этом поведали именно так, как я вам рассказала.
– Тогда понятно, – изрек Дарума – повелитель экстаза.
Несколько месяцев назад, еще до того, как Бумер ступил своей изуродованной ногой через порог семи мистических дверей Иерусалима, Эллен Черри переместила свое обручальное кольцо с левой руки на правую, что является свидетельством того, что женщина либо разведена, либо вдова, хотя на самом деле все было совершенно не так.
Всякий раз, когда ящик с нижним бельем открывался, в него врывался поток света, либо солнечного, либо слепящего электрического. Вслед за светом в ящик падал тяжелый, мускулистый груз насыщенного автомобильными выхлопами нью-йоркского воздуха, после чего внутрь протягивалась правая рука Эллен Черри, легко узнаваемая благодаря накрашенным, как у Иезавели, ногтям (длинным, как острия чугунных оград, коими обычно обносят посольские дворики) и простенькому золотому колечку.
Всякий раз, когда эта самая рука оказывалась в ящичном пространстве, Ложечка трепетно надеялась, что она протягивается именно за ней. Но тщетно. Увы, если то было утро, рука Эллен Черри выбирала новую пару трусиков (у Эллен Черри имелась всего пара бюстгальтеров – грудки у нее были миниатюрные и не нуждались в упряжи). Если же вечер, то рука, неизменно с некоторым колебанием, извлекала на свет Божий Даруму. Увы.
Однажды днем, в последних числах февраля, когда Эллен Черри, сильно простудившись, осталась дома, она все-таки вытащила Ложечку из комода. О, какую сладостную надежду испытала при этом забытая хозяйкой Ложечка! Однако в конечном итоге в выигрыше от этой встречи осталась Эллен Черри.
Она положила Ложечку на кровать, а сама потянулась за платком, чтобы высморкаться. После чего снова взяла в руки и принялась рассматривать, как будто какая-то черта изящного столового предмета, которую она не замечала ранее, могла наконец прояснить его загадочное повторное появление. Увы, тщетно. И тогда Эллен Черри поднесла Ложечку к глазам на расстояние примерно в шесть дюймов и попробовала сыграть с ней в зрительную игру. Эллен Черри уже забыла, когда играла в эти игры последний раз, однако с удовольствием предалась забытому занятию. Возможно, ей помогла пленочка слезной водички, которую выделяли ее глаза в попытке смыть чужеродные бактерии.
Подобно бумажным створкам раковины моллюска волнистые края Ложечкиной ручки затрепетали, свиваясь в спираль, как будто были потоками какого-нибудь боттичеллиевского буайбеса, солоноватым рококошным бульоном, из которого поднимаются эмансипированные души умирающих морских улиток, чтобы затем смешаться в брызгах пены с летучими локонами нимф. Миниатюрный ковшик ложечки сделался плоским, затем увеличился в размерах и истончился до такой степени, что вскоре уже напоминал полупрозрачную подмышку привидения. Сверкающее серебро ее поверхности проявилось в виде светящегося облака безумствующей энергии. Чем глубже проникал глаз Эллен Черри в суть предмета, который она держала перед своим носом, тем больше была потеря или распад этой самой энергии; именно по этой причине у нее возникла необходимость проникнуть в суть вещей еще глубже, чтобы обогнать полный распад, встать у него на пути. При посредстве того, что можно назвать визуальным эквивалентом рывка спринтера к финишной черте, она наконец ринулась в обгон исчезающего образа и оказалась в цепких объятиях прочного, протянувшегося покуда хватал глаз рифа, которому подходило одно-единственное слово – информация.