— Как велик мир! — неожиданно проговорил Осман.
— Ве-ли-и-ик, — протянул Дурсун.
Они поднялись, а Дурсун все еще рассказывал о своей деревне.
Пройдя скалы, они попали в заросли колючек. Колючки цеплялись за ноги, больно кусали.
— Вот здесь, на этом поле, работал Мемед, — сказал Осман.
— Не знаю, это вы должны знать, — ответил Дурсун.
— Вот здесь, — подтвердил Али, который шел справа.
— Здесь? — удивился Дурсун.
— Конечно, здесь. Разве не слышишь, как пахнет вспаханной землей.
Дурсун остановился. Глубоко вдохнул воздух.
— Верно.
— Нога моя попала в борозду, — крикнул шедший впереди Осман.
— И моя тоже, — сказал Али.
— Подождите меня. Я тоже пойду, — крикнул Дурсун.
Они остановились. Дурсун догнал их.
— Сейчас отыщем место, где он пахал, — сказал Дурсун. — Что вы скажете?
— Пустяки, мы найдем, — сказал Осман.
— Послушай, я уже озяб, — сказал Али.
— Сейчас найдем его, и тогда уж… — успокаивал его Дурсун.
Вдруг Осман закричал:
— Борозды, которые он вспахал вчера, так и остались. Сегодня он не пахал.
Али попробовал борозду ногой, обошел несколько раз вспаханное поле.
— Да, сегодня Мемед не пахал. Это старые борозды.
— Как бы ему не влетело… — с сочувствием сказал Дурсун.
— Ничего с ним не случится, он брат самого шайтана. Ничего не случится… — сказал Осман.
— Дядя Дурсун, вы же его знаете! Разве с ним может что случиться? — закричал Али.
— Пошли аллах, чтобы все было хорошо. Мемед — хороший мальчик, сирота, — сказал Дурсун.
Они сели посреди вспаханного поля. Осман набрал хворосту. Пока Али и Дурсун разговаривали, он разжег костер. Все пододвинулись к огню. Начали строить всякие догадки. Мальчику могло стать плохо, его мог унести бешеный волк, мог отобрать быков какой-нибудь вор. И мало ли что еще могло случиться…
Пламя озаряло лицо Дурсуна, оно становилось медно- красным, и едва заметная улыбка пробегала по губам. Костер догорел, па его месте, словно глаза кошки, светилось несколько угольков. Всем троим стало грустно. Али затянул песню. Она печально звучала в ночной тишине:
У порога чиню я телегу чуть свет,
На душе тяжело, там тоски моей след,
Книги мне принеси, чтоб я душу отвел,
Кто б пи шел тут, тебе лишь скажу я: «Привет!»[9]
Они продрогли. Осман набрал хворосту и снова развел костер. Дурсун и Али поднялись и тоже стали собирать хворост. Они набросали большую кучу около костра.
— Ну, что же мы будем делать? — спросил Осман.
— Если мы вернемся в деревню с пустыми руками, — сказал Дурсун, — Абди-ага поднимет шум, раскричится. Лучше всего переночевать здесь. Утром еще поищем. Найдем его во что бы то ни стало.
— Мемеда нам теперь не найти. Он пошел в «ту деревню». «Где та деревня?» — этот вопрос не сходил у него с языка, — сказал Али.
Дурсун засмеялся.
Али оставили следить за костром. Остальные улеглись спать. Али не отрывал взгляда от пламени. Потом поднял голову и стал смотреть в темноту, думая про себя: «Мемед ушел. Пусть идет. Он поступил правильно. Он ушел в стеклянный город. Ушел на теплые земли Юрегира. Пусть идет. Он поступил правильно».
Проснулся Осман, теперь он стал поддерживать огонь. Подложив под голову кусок дерна, Али сказал, обращаясь к Осману:
— Он ушел туда, так ведь, Осман? Мемед ушел туда. Туда, куда говорил Дурсун.
— Туда… — ответил Осман.
На рассвете они проснулись. Небо на востоке становилось красным. Облака окаймляла золотистая нить. Вскоре облака начали белеть. Поднялся легкий ветерок. Прохладный воздух приятно освежал. Они уже могли различить, что делается вокруг. За вспаханным полем заросли колючек тянулись до самого горизонта.
Все трое тяжело поднялись со своих мест. Они стояли в лучах утреннего солнца. По земле растянулись их длинные черные тени. Зевая и потягиваясь, они обошли вспаханное Мемедом поле.
— Посмотрите на след, — сказал Осман, — быки ушли с плугом. Они тащили за собой плуг… Пойдемте по следу.
Они долго шли по следу. Потом неожиданно остановились.
На земле отчетливо виднелись следы лежавших здесь быков. Они, видимо, были в упряжке: земля была разворочена плугом.
Солнце взошло и начало пригревать. Все трое выбрались из зарослей и подошли к ручью. Вдруг Али свистнул. К нему подошли остальные. И тогда они увидели быков, в полной упряжке и с плугом. Один бык был сивый, другой рыжий. Животные до того исхудали, что у них можно было пересчитать все ребра.