В этих краях водится красивая птица на длинных ногах, зеленоватого цвета, как цвет листвы в тумане. Шея и клюв у нее такие длинные, что кажется, будто они отделены от туловища. Она обитает около воды. У этой птицы необыкновенно изменчивый голос. Она издает свист и неожиданно обрывает его. Так она и свистит: начнет и оборвет. Вся прелесть ее свиста в этом неожиданном обрыве.
Мемед хорошо умел подражать свисту этой птицы. И теперь, лежа возле изгороди, он несколько раз свистнул, посматривая на калитку. Но она оставалась закрытой. Мемед забеспокоился. Он свистнул еще раз. Немного спустя калитка медленно отворилась. Сердце Мемеда колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Показался силуэт девушки. Тихо, стараясь не шуметь, девушка подошла к Мемеду и легла рядом. Они подползли к забору.
Мемед протянул руку и тихо позвал:
— Хатче…
— Дорогой… — ответила она. — Я тебя так долго ждала… все время смотрела на дорогу.
Они обнялись и ощутили дыхание и тепло друг друга. Прижались еще ближе. От волнения кружилась голова.
Так они лежали некоторое время, обнявшись, и молчали. Пахло свежей травой…
— Без тебя я умру, — начала Хатче. — Не смогу жить. Ты уходил всего на два дня… а свет мне был не мил.
— И я не выдержал.
— Что ты видел в касабе?
— Постой, — прервал ее Мемед. — Мне нужно тебе кое- что сказать. Я познакомился с Хасаном Онбаши. Это такой человек! Он бывал даже в Стамбуле… Это такой человек! Хасан Онбаши из Мараша. Из самого Мараша! Он мне обо всем рассказал… Это такой человек! Он мне сказал, чтобы я взял невесту и ехал на Чукурову… На Чукурове нет аги. Хасан Онбаши найдет мне землю, быков, дом… Хасан Онбаши живет на Чукурове. Он сказал: укради свою невесту и приходи.
— Хасан Онбаши… — повторила за ним Хатче.
— Он такой хороший человек, что душу ему отдашь. Он все сделает для нас, если мы убежим… — сказал Мемед.
— Если убежим… — снова повторила Хатче.
— Хасан Онбаши… — продолжал Мемед. — У него длинная борода. Пока он на Чукурове, нам нечего бояться. Да-а, Хасан Онбаши… Он сказал мне: «Укради свою возлюбленную и приходи сюда». Хорошо, говорю, через десять дней я с ней приду.
— Через десять дней?.. — спросила Хатче.
— Он даже лучше отца… Седая борода его блестит, как вода в ручье… — сказал Мемед.
— А если мы пойдем прямо сейчас?
— Нет, через десять дней…
— Мне страшно, — прошептала Хатче.
— Пока Хасан Онбаши на Чукурове, нечего опасаться. Я боюсь за мать… Абди не даст ей житья.
— И она пойдет с нами, раз есть Хасан Онбаши, — пыталась успокоить его Хатче.
— Я ее уговорю. Все расскажу. Скажу, что есть такой Хасан Онбаши. Может, пойдет.
— Я боюсь. Боюсь Абди, — шептала Хатче. — Племянник его торчит все время у нас. Все шушукается с матерью… Вчера…
— Через десять дней, на одиннадцатый, ты, я и мать… Ночью… Уйдем… Здравствуй, Чукурова!.. Хасан Онбаши, вот мы и пришли. Он удивится и, конечно, обрадуется…
— Обрадуется. Я боюсь, боюсь своей матери, Мемед…
Они долго молчали. Слышалось только их дыхание и стрекот кузнечиков.
— Я боюсь… — снова сказала Хатче.
— Онбаши очень обрадуется… — успокаивал ее Мемед.
— Я боюсь матери…
У Мемеда кружилась голова. Все вертелось перед глазами, пересыпанное сверкающими солнечными искрами…
— Через десять дней, на одиннадцатый… Конец!..
Хатче была дочерью Османа, мягкого, замкнутого и безразличного ко всему человека. Зато мать Хатче — божье наказание. Какая бы драка ни случилась в деревне, она была тут как тут. Высокая, сильная, она вела сама все хозяйство, даже пахала.
Детство Мемеда и Хатче прошло вместе. Мемед лучше всех мальчишек лепил домики, а Хатче лучше всех умела их украсить. Часто они уходили от ребят и придумывали свои игры. Когда Хатче исполнилось пятнадцать лет, она стала каждый день приходить к матери Мемеда учиться вязать носки. Мать Мемеда показывала ей самые красивые узоры.
Гладя ее по голове, она приговаривала:
— Дай господь, чтобы ты стала моей невесткой.
Когда мать Мемеда говорила с кем-нибудь о Хатче, она всегда называла девушку «моя невестка».