Под палящими лучами солнца Чукуровы плясали миллионы блесков.
Проснулся он поздно. Мать сидела у изголовья и смотрела на него. Вдруг ему почему-то стало стыдно. Он натянул на голову одеяло. В детстве, когда ему бывало весело, он всегда так делал. Мать, улыбаясь, сняла с его головы одеяло.
— Вставай, озорник! Поздно уж. Вставай, расскажи о касабе, — сказала мать.
Мемед с трудом открыл глаза. На улице все было залито солнцем. На мгновение он ослеп от яркого света. Потом перевел взгляд внутрь комнаты. Все в ней изменилось. Мемед чувствовал себя усталым и разбитым. Но, несмотря на тяжесть, которую он чувствовал в груди, в сердце его проникали лучи света. Он и сам не знал, что разгоняло тоску в его сердце. Эта радость, эта теплота исходила от света. Откуда шел этот свет?
Мемед сел около матери и начал рассказывать о касабе. Доне не раз слышала от мужа и от других людей о касабе. Но никто не рассказывал так хорошо, как сын. Рассказывая о блеске латунных кувшинов, Мемед волновался… Слова рекой лились из его уст.
И вдруг он запнулся на полуслове. Заметив это, Доне Погладила его по голове и пристально посмотрела в глаза.
Она догадалась, что сын должен был сказать ей что-то очень важное, но не мог решиться. Мемед не выдержал взгляда матери и отвел глаза. «Тут что-то есть, что-то очень важное, но он нескоро выдаст свою тайну», — подумала Доне и снова посмотрела ему в глаза. Мемед словно оцепенел.
— Мемед, скажи, что у тебя на душе, сынок? — не вытерпела Доне.
Он вздрогнул. Лицо его помрачнело.
— Ну, расскажи, — повторила мать.
Мемед опустил голову.
— Сегодня ночью я разговаривал с Хатче, — сказал он. — Мы решили убежать.
— Ты сошел с ума!
— Мы решили, что тебе тоже нельзя оставаться здесь. Абди-ага не даст тебе житья. Ты пойдешь с нами на Чукурову. Будем жить в касабе.
— Ты с ума сошел! — повторила растерянная Доне. — Куда я пойду? Оставить родной дом, насиженное гнездо? Да и куда ты думаешь увезти девушку?
— Что же делать? Посоветуй!..
— Я тебе сто раз говорила. Оставь ты Хатче. Сто, тысячу раз тебе повторяла, оставь! Ее собираются обручить с племянником Абди-аги. Она не для тебя. Оставь ее!
— Я не могу ее оставить, мама. Кто бы там ни был, Абди-ага или кто другой, не могу ее оставить. Разве Абди- ага — хозяин даже сердец? Заберу Хатче и убегу. Я боюсь только одного: не даст он тебе житья. Вот чего я боюсь! А так… прощайте…
— Я не брошу родной дом, насиженное гнездо. Никуда я не пойду. Бери Хатче и уходи. И опять тебе говорю, сынок, — ты один. Из этого ничего хорошего не выйдет. Против тебя хозяин пяти больших деревень. Племянник его любит эту девушку. Добром это не кончится. Оставь эту затею. Что, девушек, что ли, нет для тебя!..
Мемед рассердился.
— Нет! — сказал он. — Нет на свете таких девушек, как Хатче!
Через два дня стало известно, что племянник Абди- аги послал к Хатче сватов. Среди них был и сам Абди-ага.
Хатче не хотела выходить замуж за племянника Абди- аги, плакала, кричала, но ничто не помогло. Родители согласились. Конечно, Хатче не найдет счастья с племянником Абди-аги, но если девушке дать волю, то она выйдет за цыгана или за какого-нибудь проходимца. Ничего, Хатче поплачет, поплачет, да и утешится.
Через два дня их обручили. Абди-ага прицепил к монисто невестки золотую монету. После обручения по деревне поползли сплетни. Говорили все кому не лень — взрослые, молодежь, старики, дети.
— Мемед украдет ее. Не достанется Хатче плешивому племяннику Абди-аги.
— Мемед побоится.
— Нет, не побоится.
— Никто не увидит страха в глазах Мемеда.
— Не увидит.
— Это Мемед!
— Ну и что с того, что Мемед? Что он сделает? Да Абди-ага разорвет его на куски и бросит собакам.
— Пусть обижается, бросит — и все.
— Мемед заберет девушку и уйдет.
— Куда он уйдет?
— Найдет куда.
— Куда бы он ни ушел, даже если залезет в змеиное гнездо, Абди-ага все равно разыщет его и вытащит.
— У Абди-аги длинная рука. За него власти…
— За него власти. И каймакам[20], и староста, и жандармы.
— Староста бывает у него каждый день.
— Ей-богу, у меня сердце разрывается из-за Мемеда!
— Пришел из чужой деревни и выхватил, прямо па рук!
— Жаль Мемеда.
— Я вчера его видел…
— Ах, бедняга!
— Видел я его за домом. Лицо бледное. Прямо весь позеленел.
— Я испугался его глаз. У него всегда были такие ясные, добрые глаза…
— Бедняжка Хатче после обручения не выходит из Дому…