Мемед невольно содействовал рождению элементарного самосознания у крестьян. Они начинают понимать, что существующий порядок вещей не есть что-то незыблемое, что его можно изменить. Именно этого боится больше всего на свете Абди-ага. Он боится, что примеру Мемеда, раздавшего крестьянам земли деревни, последуют другие. «Сегодня меня, а завтра тебя, — говорит Абди-ага Али Сафе-бею, — вот что меня пугает. В горах много разбойников. Пусть. Это меня не волнует… Земля! Вот в чем суть дела! Если крестьяне поймут это, их уже не остановишь. Нет, я не боюсь своей смерти, ты это знаешь, Али Сафа-бей… Надо поскорее убить этого мальчишку. Он напомнил ослу про арбузную корку». И Абди-ага посылает в центр телеграммы, требует задушить опасную идею Мемеда в самом зародыше, пока не поздно…
В лице Мемеда нашли своего защитника крестьяне не только его родной деревни, но и всех окрестных деревень Чукуровы. Они связывают свои мечты о земле с именем Мемеда и думают, что, если к ним в деревню придет Мемед, они непременно получат обратно свои земли.
Яшару Кемалю удалось с большой художественной убедительностью изобразить одно чрезвычайно важное явление, характерное для многих стран современного Востока: он показал пробуждение в крестьянских массах протеста против существующих порядков в деревне, пробуждение активного сопротивления. Этот стихийный протест, который наиболее ярко проявился у Мемеда, к концу романа овладевает всеми крестьянами деревни. Отступись, откажись Мемед от борьбы, его заставил бы народ продолжать ее, как это в конце концов и происходит. «В романе сильны не личности, а народ, — так объясняет идею своего произведения Яшар Кемаль, — Тощий Мемед сам по себе является индивидуальным характером, но его принуждает народ; крестьяне деревни заставляют его действовать».
Было бы, конечно, ошибкой усмотреть в стремлениях Яшара Кемаля какое-либо желание социальной революции в стране. Он далек от этого. Он лишь старается добросовестно изобразить положение, сложившееся в современной турецкой деревне, показать происходящие в ней социальные явления, надеясь, что таким образом поможет излечить социальные язвы в стране. Он указывает на пожар, вспыхнувший в доме, и хочет направить туда пожарную команду, как образно определил задачи передовых художников слова известный турецкий писатель Самим Коджагёз. Не случайно Яшар Кемаль нигде ни словом не упоминает о позиции правительства в отношении тех чудовищных несправедливостей и дикого произвола, которые царят в деревне. Больше того, он всячески подчеркивает, что правительство о них ничего не знает, что во всем виноваты местные начальники, дающие правительству ложную информацию. Каждый раз, когда кто-нибудь решается довести до сведения центральной власти о беззаконии, допускаемом в провинции, оказывается, что или подкупленный местными властями телеграфист не отправляет телеграммы по назначению, или же кто-то из местной знати отговаривает жалобщика послать в центр сообщение, чтобы «не выносить сор из избы».
Яшар Кемаль своим произведением как бы хочет открыть правительству глаза на положение в деревне и привлечь его внимание к тем уродливым явлениям и нарушениям законов, к тому отказу от политики государства, которые допускаются на местах. Он критикует не сами земельные реформы, а их извращения и неправильное применение.
Неверно было бы объяснить это причинами цензурного порядка. Яшар Кемаль убежден, что прогресса и процветания страны можно добиться путем поднятия уровня жизни крестьян. А это, по его мнению, возможно, если будут точно соблюдены принятые демократические законы и если страна пойдет по пути прогресса и демократии, понимаемых в смысле буржуазной демократии, осуществленной в развитых странах капитализма.
В данном случае художественная правдивость писателя взяла верх над его политическими убеждениями, как это часто бывает в наши дни в творчестве многих писателей буржуазных стран.
Увлекательный сюжет, динамическое действие, быстрая смена эпизодов, местами бешеный темп придают «Тощему Мемеду» характер приключенческого романа. Но все эти свойства пришли в роман Яшара Кемаля не из детективных романов Запада или из фильмов о разбойниках, которые оказывают значительное влияние на некоторых турецких писателей. Они идут от широко известных на всем Ближнем и Среднем Востоке дестанов о народных богатырях. Писатель использовал характерные для дестанов приемы художественной изобразительности — лиричность и поэтичность образов, романтику боевых сцен, некоторую гиперболизацию боевых качеств героя (один человек выходит победителем в борьбе с сотнями жандармов), отказ от логической подробности в описании тех или иных ситуаций и т. д. и т. п.