Заниматься астрономией — значит осознавать себя бабочкой-однодневкой.
— Надеюсь, я не зря вытащил тебя в такую даль. Харкин вывел на экран полный файл по G369.23-0.82.
В одном изображении он узнал первое наблюдение позапрошлого года, когда Ферретти из Болонской обсерватории выделил ее из фона при наблюдении какого-то выброса. За последние годы появились три новых: подробные карты Энди и Ральфа, данные по поляризации, статьи. Всё в цифровом виде — никто уже не хранит сведения на бумаге.
— Вот, видишь? График времени наблюдений. В периоды, когда G369.23-0.82 в небе, я получил только три вставки на время перестановки антенн. Каждая примерно на полчаса.
— Черт! — скривился Ральф. — Не много же!
— Да. — Харкин выглядел довольно виноватым. — Когда я тебе обещал… понимаешь, я потом подумал как следует, но ты тогда уже вылетел в Женеву.
— Vin local, — сказал Ральф. — Меня оно тоже подвело. Харкин смущенно кивнул, глядя в пол:
— Ну ладно, так насчет G369.23-0.82…
— Я называю ее «Пулей». Легче выговаривается, чем G369.23-0.82.
— А, да. — Харкин пожал плечами. — Ты говорил в Бранконе. Но что можно успеть за получасовые клочки? Он как раз
раздумывал над этим вопросом, когда услышал его от Харкина
— Энди довольно достоверно показал, что пульсирующего луча там нет, — доброжелательно подсказал Харкин, — так что…
Ральф пролистал свои заметки:
— Нельзя ли получить более отчетливый передний край? Головную ударную волну «Пули».
Харкин разочарованно покачал головой:
— При таком коротком времени наблюдений никак. Слушай, ты говорил, у тебя есть неожиданные идеи?
Ральф начал беситься:
— А как насчет хвоста «Пули»?
Харкин неуверенно накарябал несколько значков на желтой разлинованной табличке.
— Никак. У него недостаточная светимость. След рассеивается довольно быстро. Предел помех. Получишь один шум.
— На краю «Пули» видна звезда, — напомнил Ральф.
— На переднем плане, — уточнил Харкин. — Может помочь при определении удаленности.
— Если рассчитывать по общепринятой методике, она очень далеко, за пол-Галактики.
— Угу. Ладно, это оставим на потом.
Ральф пошарил у себя в голове:
— Энди в каком диапазоне искал пульс? — Он порылся в сделанных в Бранконе записках. — Да, в коротком и не меньше десятисекундного периода.
Харкин покивал:
— Это молодая нейтронная звезда, значит, должна вращаться быстро.
Ральфу страшно не хотелось выглядеть в глазах Харкина дилетантом, однако он уверенно выдержал его взгляд:
— Возможно. Если газ не затормозил ее быстрее обычного. Харкин скептически вздернул бровь:
— «Мышь» не тормозилась. Она вращается с периодичностью около одной десятой секунды. Юсуф-Заде и прочие считают, что ей, вероятно, около двадцати пяти тысяч лет.
Двадцать пять тысяч лет — не много для пульсара. Пульсар «Мышь» был сферой, состоящей из одних нейтронов: солнечная масса, упакованная в шар размером всего с Сан-Франциско и вращающийся десять оборотов в секунду. На картах, полученных на радиотелескопах, ее маячный луч исходил из точки на самом кончике носа, а за ней вздувалось выпуклое тело и тянулся длинный тонкий мышиный хвост. Открытие «Мыши» предопределило парадигму. Но первый — не обязательно значит типичный.
Ральф, положившись на предчувствие, стиснул челюсти.
— Давай проверим, — вспомнил он.
За полчаса, пока команда Харкина под его руководством переставляла антенны, передвигая по рельсам большие белые тарелки и настраивая их для нового многочасового наблюдения, Ральф работал как сумасшедший. Без помощи Харкина, наблюдавшего за всем комплексом, он мог управлять двумя или тремя антеннами. Чтобы полностью использовать свои полчаса, он решил вести наблюдение на середине микроволновой полосы, где-то от одного до двух гигагерц. В последние несколько дней, как предупредил Харкин, они принимали какие-то помехи, возможно от переговоров по сотовой сети, отдававшихся даже здесь, посреди пустынного высокогорного плато, но эти помехи не превосходили одного гига и не заходили на его частоты. Поэтому Ральфу не приходилось беспокоиться из-за болтунов, каждые несколько минут звонящих друг другу и стирающих его данные.
Он тщательно просматривал полученную информацию с помощью программы, настроенной на поиск любых долговременных флуктуации. Согласно теории пульсаров, с возрастом нейтронная звезда увеличивала период вращения и посылала луч своего маяка с частотой около раза в секунду. Они тратили вращающий момент, предавая его энергию в излучение: гори ярко и умри молодым. Агонии подростков. Только от них не остава лось красивых трупов — они и были трупами. Пульсары продолжали гаснуть, замедляя вращение. Известные пульсары с периодом две-три минуты можно было пересчитать по пальцам.