– Я хотела сказать тебе спасибо, – сказала мать Йотама, стоя в дверях.
– Заходи, пожалуйста, – пригласил я.
Она вошла и остановилась посреди гостиной.
– Ты торопишься? – удивился я.
– Нет, – она извинилась и села. – Просто перед отъездом масса дел.
– Довольно неожиданно, правда? – спросил я и убавил громкость в проигрывателе. Наверное, Элвис Костелло не совсем в ее вкусе.
– Да, – вздохнула она. – Не знаю, правильно ли мы поступаем. Может, там будет еще хуже. Но здесь стало просто невыносимо.
– Понимаю.
– Иногда что-то меняешь только ради того, чтобы хоть что-то изменить, разве нет?
– Именно так, – согласился я и подумал о Ноа, которая ради перемен уехала в Тель-Авив. – Скажи, – мне стоило труда отогнать мысли о Ноа, – вы уже нашли Йотаму школу?
– Нет, – ответила она. – Именно поэтому мы уезжаем на неделю раньше. Учебный год у них начинается в июне. Там ведь все вверх ногами, все сезоны. Мы с Йотамом уедем в начале следующей недели, а Реувен задержится на пару недель, закончит дела, освободит дом.
– И покупателей уже нашли?
– Да, молодую пару с двумя детьми. Очень симпатичные. Он инженер, она учительница. Мне кажется, вы отлично с ними поладите.
«Кто это “вы”? – подумал я про себя. – Ты видишь здесь “вы”?» Но вслух сказал:
– Как Йотам все это воспринял?
– Йом а́саль, йом ба́саль[76]. Иногда встает утром и заявляет, что не поедет с нами, а мы можем делать, что хотим. А иногда расспрашивает меня о деталях, ему любопытно. Будто мы отправляемся в путешествие. Он весь последний год хотел, чтобы мы куда-нибудь съездили.
– Верно, – сказал я и подумал: а ведь она до сих пор не знает, что в ту субботу я не открыл ее сыну дверь.
– Кроме того, – продолжала она, – он рассказал мне, что говорил с тобой, и ты подтвердил, что в Австралии здорово.
– Верно.
– Ну вот я и зашла сказать тебе спасибо.
– Не за что, – ответил я и от неловкости поерзал на диване. Может быть, когда-нибудь мне хватит мужества стоять с обнаженной грудью, подставив ее под комплименты. Но пока я стараюсь от них увертываться, как герои вестернов уклоняются от пуль.
– Правда, Амир, спасибо тебе за все, – сказала мать Йотама. – Ты даже представить себе не можешь, кем ты для него был. Он весь год только о тебе и твердил: «Амир то, Амир се». А на прошлой неделе у него появилась идея, что ты поедешь с нами в Австралию.
– Да, я слышал, – улыбнулся я.
– Он очень любит тебя, ты знаешь.
– Я тоже его люблю, – сказал я. И замер на секунду, чтобы насладиться словом, которое произносишь не каждый день. – Он прекрасный мальчик, – добавил я. – Тонкий. Умный и полный фантазий.
«Верно, верно», – говорили ее кивки.
– Кроме того, – сказал я, трижды обдумав свои слова, чтобы найти наименее обидную формулировку, – я понимаю, что это значит – иметь семью, но чувствовать себя одиноким.
– Знаешь, – мать Йотама как будто пропустила мою последнюю реплику мимо ушей, – я думаю, что ты будешь по-настоящему хорошим психологом.
– Может быть. – Я снова уклонился от нацеленного в меня комплимента. – Но, скорее всего, я вообще не буду психологом.
– Почему?
– Неважно. Долго объяснять.
Она замолчала и посмотрела на стены. Ее взгляд, побродив по ним несколько минут, остановился на фотографиях Ноа с Востока.
– А что… с твоей девушкой? – спросила она и покраснела. – Ничего, что я об этом спрашиваю?
– Конечно, – ответил я. – Ничего страшного. Но у меня нет ответа. Я надеюсь, что она вернется. Думаю, она должна вернуться. Но я совершенно в этом не уверен. А если и вернется, то когда.
– Скажи, – мать Йотама опустила глаза, – к тебе приходили девушки, которых я посылала?
– Какие девушки?
– С кастрюлями.
– Ага! – рассмеялся я. – Теперь тайна раскрыта. Вот кто их ко мне посылал!
– Ну да. Я боялась, что ты сидишь голодный. Я бы и сама приготовила, но я только в последнюю неделю вернулась к плите. Раньше просто не было сил, понимаешь?
– Конечно.
– Еда-то хоть была вкусная?
– Очень. Я успел пристраститься к кубэ.
– А как девушки?
– Девушки? – Перед моим внутренним взором парадом продефилировали девушки, в течение последнего месяца побывавшие в моей квартире. – Девушки великолепные. Но я все еще жду Ноа.
– Ну, конечно, конечно, – улыбнулась мать Йотама озорной и лукавой – я не верил своим глазам – улыбкой. Поразительно, как улыбка меняет лицо человека. В ее облике вдруг проглянула совершенно другая женщина.
– Ладно, – сказала она, посмотрев на часы. – Мне пора, еще не все вещи уложены.
Я проводил ее до двери, и на прощанье мы расцеловались. В обе щеки. Это была целиком ее инициатива.