И вдруг, как гром среди ясного неба, новость о переезде. Зачем? Куда? Тоська не могла понять, что происходит. Оказалось, что едут они к дяде Мише в Москву. Он там давно хорошо устроился, теперь их к себе зовет. Но летом он на даче. А дача у него, так скажем, не бедная. И где! В старом добром Подмосковье! Туда и было решено ехать Тоське с матерью. Бежала Людмила от прошлого, от надоевшей работы, от старого дома, где все было связано с бывшим мужем.
Приехали в Москву в начале июля. Стояла жара. В городе было душно и, как всегда, слишком много народу. Хотя, как сказал дядя миша, встречавший их на перроне, это еще что! Бывает намного больше. Просто сейчас многие на дачах или на югах. А зачем им, спрашивается, юга. Тут жары мало? Но Тоське все было интересно. В столице она оказалась в первый раз.
Сразу с вокзала поехали на дачу. Когда приехали, были совсем вымотанные и голодные. Их повели в баню, накормили и показали дом. Жили они там, конечно, по-барски. Дом свой построили на месте старого заброшенного дачного домишки какого-то профессора прошлого века, как пояснил дядя Миша. Ну, новое оно всегда новое. Все такое чистенькое, блестящее. Тоське захотелось здесь остаться подольше.
На следующий день она отправилась изучать территорию. Дач тут оказалось ну очень много. Она-то думала, они будут жить в тишине, на отшибе. А тут на тебе!
Первым делом Тоська стала искать воду. Купаться и еще раз купаться! Но нашла только какой-то заросший пруд. «Была не была», - подумала она, и полезла в воду. Но тут сзади ее окрикнули. «Нельзя! Иди назад! Утонешь! Там засасывает!». Тоська оглянулась: на берегу стоял какой-то парень лет 16 и махал ей руками. Она тут же стала выбираться.
«Ведь тут никто никогда не плавает! Ты что!», - снова обратился он к ней в праведном гневе.
«Ну, откуда мне было знать? Я только вчера приехала!», - возразила она.
«Вот как? То-то я тебя тут еще не видел. Мы каждый год сюда приезжаем. Ты откуда такая шустрая взялась?», - спросил он.
«Из Калининграда», - ответила Тоська, не желая пояснять, что из поселка под городом. А то эти москвичи больно заносятся. Смеяться еще будет.
«Здорово! Давно там хочу побывать. Там, говорят, еще многое от немцев сохранилось. Крыши черепичные, например, сады, дороги хорошие».
«Да, это все у нас есть. Садов вообще уйма. Что тут ваши яблоки. Вы наших не видели. С тарелку!».
«Завидую. Ну, а зовут тебя как? Меня Вовой».
«Антонина», - гордо произнесла Тоська.
Там они и познакомились.
Скоро Вова показал Тоське свой дом. Как же он отличался от хором дяди Миши! Это была старая деревянная дача. Она давно принадлежала семейству Ракитиных, ярким представителем которого был Владимир.
Места так вообще были живописные: лес река - все рядом. Дом их был похож на сказочный терем. Знаменитый стиль а-ля рюс, модный в начале прошлого века. Резной балкончик, ажурные наличники, затейливое крылечко, конек на крыше и неизменная веранда, обставленная цветочными горшками. С нескольких сторон стены дома были увиты садовым виноградом. Это напоминало хозяевам о другой даче, когда-то принадлежавшей Ракитиным. Дача эта была у семьи в крымском Коктебеле. Была до революции. Там был цвет русской богемы, там творили и влюблялись... под южным и знойным солнцем.
Много лет интеллигенты Ракитины были в опале. Потом признание вернулось. Старый художник Пётр Алексеевич написал еще немало картин в своей загородной Ракитинке, как называл он это место на манер барских усадеб.
Его сын стал видным ученым-биологом, а внук - сценаристом. Долгое время тесно связанная с театром (глава семейства был декоратором), семья приобщилось к миру кино. Жена сценариста была поэтессой. Таким образом, летом на даче собирались шумные компании молодых и талантливых представителей искусства. Правнук художника даже актером стал, причем неплохим, и водил знакомства со звездами советского кинематографа.
Сергей Львович, отец Володи, приходился первому владельцу дачи уже совсем далеким потомком. Он единственный из всего семейства имел был далек от творчества. Но вот на его сыне сказалась генетическая память. Владимир хотел быть режиссером. Несмотря на юный возраст, он пытался смотреть Феллини и Тарковского. Конечно, он мало что понимал в том, что смотрел, но само осознание своего приобщения к высокому искусству возвышало его в собственных глазах. Ну, и в глазах окружающих тоже. Родители гордились своим сыном так, как только могут гордиться фанатично любящие свое дитя родители.
Тоська дивилась на внутреннее убранство дачи: какие-то старые фотографии на стенах, картины в потрескавшихся рамах, шкаф с книгами в потертых переплетах, а главное - фортепиано. Прямо на даче! Говорят, на нем много лет уже никто не играл. Эти плетеные кресла, эти воздушные занавески на окнах, которые так ловко подхватывал летний ветерок. Все было необычным, несовременным.